Среди гиен и другие повести

И были горькие и желанные — несколько месяцев, почти год… — встречи с Мариной. Она приходила в полутемный подвальчик на Ордынке, и звенел колокольчик у двери кафе, и запах прохладной щеки дурманил мозг, вплетаясь в кофейную волну; они сидели и разговаривали — осторожно, стараясь не задеть старых ран. Главная тема была закрыта ею сразу: она замужем.

«Но я другому отдана?» — глупо усмехнулся Песоцкий. «Да», — просто ответила Марина. Лишь однажды, посреди трепотни, она порывисто задавила в пепельнице сигарету, накрыла его руки своими и сказала: «Лёнька, какие мы с тобой идиоты!». И, перегнувшись через стол, длинно поцеловала его в губы.

Когда он очнулся, она весело сказала:

— Всё!

И предупредительно выставила указательный палец:

— Всё.

Потом и эти ампутированные встречи прекратились, и он остался совсем один.

До заката Песоцкий жил на автопилоте, строго следуя намеченному курсу. Супчик, дневной сон, купание, поездка в островную столичку…

Столичка состояла из короткой улицы с лавочками и банкоматами по бокам. Раздолбанная дорога упиралась в пристань, и это был конец аттракциона.

Чтобы придать мероприятию хоть какую-то осмысленность, Песоцкий купил бандану и плавки. Снял с карточки пару тысяч местных тугриков. Осмотрел в туристической конторе предложения по дайвингу и снукерингу. Выпил манговый коктейль и чашку кофе…

Никоим более образом растянуть время было невозможно.

Напоследок иностранец в бандане развлек себя устройством тендера между местными таксистами за право отвезти его назад.

Цена услуги быстро спустилась до сотни. Пятьдесят, сказал Песоцкий. Это было уже хамство, но ему было интересно. Таксисты переглянулись. Ноу, пятьдесят — ноу. О’кей, семьдесят, сказал Песоцкий. Туземец кого-то кликнул. Пришел долговязый парнишка, они помяукали промеж собой, и парнишка жестом пригласил Песоцкого за угол. Семьдесят, уточнил Песоцкий в узкую спину. Йес.

Машина оказалась мотороллером с прицепом и узкой доской вместо сиденья, и Песоцкий вдруг обиделся.

— Это не машина! — раздельно произнес он. — Это не машина вообще!

— Кар, кар, — радостно подтвердил хозяин мотороллера.

Тьфу! Песоцкий вернулся из-за угла, дал стольник аборигену с «хендаем» — и с испорченной душой поехал в отель. Нищенские пейзажи минут десять дрожали в мареве за стеклом, потом «хендай» нырнул в тень и медленно покатил через райские заросли, по владениям отеля, к морю. До Леры оставалось прожить вечер и утро.

Песоцкий положил себе не подходить к стойке до заката, но портье сам залопотал что-то, кланяясь, и Песоцкий подошел.

То, что он услышал, лишило его воздуха. Что-о?

Мистэйк, мистэйк, повторял туземец и посмеивался виновато. Пхукет, Пхукет. И сокрушенно качал головой.

Какой, бля, Пхукет! Они там что, вообще с ума посходили?

Песоцкий орал на туземца, колотил ладонью по предметам, отбегал от стойки, взмахивал руками, хватался за голову, возвращался, опять орал… Он мог орать на кокосовую пальму, на плетеное кресло у столика, на «хендай», разворачивавшийся в золотистой пыли: не больше и не меньше туземца они были виноваты в том, что авиакомпания отправила песоцкий багаж в другую сторону.

Они приносят свои глубочайшие извинения, лепетал туземец…

Уроды! Тупицы! Я ебал их извинения! Мне нужен мой чемодан!

Туземец сочувственно разводил руками; из-за конторки в глубине офиса на буйствующего туриста с интересом поглядывал жилистый, абсолютно лысый белый господин…

Салат из креветок с авокадо и «шабли» 1997 года в запотевшем ведерке — все это, конечно, смягчает удары судьбы. Столики стояли прямо на песке у моря, но моря не было — ночной отлив уводил его прочь. По соседству дули вино две бабы бальзаковского возраста — язык Песоцкий определить не мог, но вариантов тут было немного: Скандинавия, конечно.

Тут везде была Скандинавия: нашли себе теплое местечко на шарике варяги-викинги, определились наконец, губа не дура…

Он пытался повернуть рычажок в голове и поглядеть на произошедшее с юмором — у него же был юмор когда-то! Но с юмором не получалось.

А получалось, что он чудовищными усилиями разгреб себе две недели отпуска — и с дикой нервотрепкой приперся через полземли на экватор, чтобы чапать по грязноватому песчанику, образовавшемуся на месте лазоревой волны из рекламы «Баунти», смотреть на пьяных шведок и жрать в одиночестве салат, который гораздо лучше готовят в Спиридоньевском переулке.

И при этом его кусают москиты! Потому что бандану он, кретин, купил, а средство от комаров — не купил!

Шведки вдруг громко рассмеялись: одна высоко-тоненько, другая — взлаивая густым контральто. Получилось, что над ним.

Надо успокоиться, велел себе Песоцкий.