Среди гор

— Э-э, Мендирман, ты что, сбесился? Почему ты хозяйничаешь в моем табуне, гоняя его по горам и по долам, или я похитил твою дочь?

Сперва Мендирман немного оробел, но тут же подумал: «Если я действительно председатель, то должен добиться своего!» И он решительно накинулся на Касеина:

— Ты что болтаешь, Касеин! Никто тут не сбесился, это приказ председателя. Разве председатель не имеет права поймать себе лошадь из общественного табуна? Отойди с пути, не мешай мне!

Касеин резко повернул голову к Карымшаку, грузно сидящему верхом на большой рыжей лошади:

— Ой, Карымшак, ты слышал? Ты видишь, как зазнался этот паршивец из двухсемейного рода! «Если собака сбесится, она кусает хозяина». А я не позволю, чтобы безродная собака хозяйничала в моем родовом аиле!

Касеин тут же стегнул лошадь и угрожающе наехал на Мендирмана:

— Эй, куцая собака, где же твои обещания быть справедливым?

— А что я сделал несправедливого?

— Тогда почему ты беспокоишь мой табун, а?

— Если ты признаешь, что скот твой занесен в список артели, то табун не твой, а общественный. А председатель имеет право распоряжаться общественным добром…

— Ах, вот как! Стало быть, если записали в список, то мой табун — уже не мой!

Мендирман вызывающе отрезал:

— Я хозяин общественного скота! Если вы меня сами избрали, то хозяин я. Вот и все!

Он еще не успел закрыть рта, как Касеин сорвался с места и ударил его палкой.

— Бей, налетай!

Джигиты, подстрекаемые косым Абды, ринулись на Мендирмана. Сначала Мендирман попытался дать отпор Касеину, но, когда джигиты обрушили на него со всех сторон удары палок, он понял, что ему несдобровать. Мендирман круто повернул лошадь и пустился наутек, и тогда Карымшак, встрявший в середину якобы для того, чтобы разнять дерущихся, успел вдогонку протянуть его колом раза два по спине.

Шапка Мендирмана слетела с головы, а сам он с окровавленным лицом, чуть не загнав лошадь, во весь опор прискакал прямо в аилсовет:

— Караул! Караул! Убивают! Спасайте меня от бай-манапов! Где ты, Самтыр, где ты? Снимай меня с председательства, бери его себе. Что это за жизнь! Калпакбаев грозит посадить в ГПУ, если не выполню его задания, а начинаю выполнять задание, меня за это избивают, хотят убить.

На его вопли выскочил из дверей испуганный Самтыр.

— Что случилось, Меке?

— Не спрашивай лучше, убивают меня, караул, убивают! Все, теперь я ухожу, бери председательство сам!

И он ускакал к себе домой, не желая ничего слушать.

Распоряжение Калпакбаева о том, чтобы до его приезда был собран в одно место весь скот, сбило с толку не только простых людей, но и активистов. Самтыр тоже терялся в догадках: «Может быть, это не просто выдумка Калпакбаева, а задание партии? Как бы там ни было, а выполнять распоряжение уполномоченного надо».

Придя к такому выводу Самтыр решил собрать весь скот аила в одно место. Разделившись на три группы по пять человек, активисты поехали по аилу. Все они были на справных, хороших конях. Как бы стараясь показать, что избиение председателя — дело серьезное, держались они сурово.

— А ну, давай живей! Гоните скот. Гоните все, что записано на бумагу, пусть даже последняя курица, все равно! — покрикивали они, заезжая во дворы.

Особенно распоясался Шарше. В отместку за избиение брата, он ругал и оскорблял людей эшимовского рода. Иногда даже замахивался камчой:

— Я вас отучу от байских замашек! Привыкли вы вырезать ремни на наших батрацких спинах, а теперь пришел и ваш черед. Давай, выгоняй весь скот! Без разговоров, делай, что говорят!

Шарше объехал все эшимовские дворы и наконец остановился перед домом старика Соке.

— Соке, дома вы? — кликнул он старика.

— Дома, — ответил Соке, выходя из дверей.

Он удивленно посмотрел на Шарше и потом, как обычно, насмешливо спросил:

— Ты что это, как неприкаянный, сон, что ли, видал какой?

— Выгоняйте скот, да быстрей!

— А что так спешно, враг идет, что ли?

— Сейчас не время для шуток, старик. Делайте, что говорят!

— А зачем гнать-то?

— Весь скот аила собирается в одно место.

— Что-о? Ну-ка, повтори! Ай да умница! Да куда ты соберешь весь скот аила? Или у тебя есть такой большой загон, или будем стеречь всем аилом возле конторы, чтобы скотина не разбежалась? Ты подумай сперва!

Шарше только сейчас подумал об этом и, не зная, как быть, зло огрызнулся:

— Вы бросьте зубоскалить, Соке! Не нашего с вами ума, что делать. Сказано — гнать, значит, гони!

Умсунай не усидела и тоже вышла из дома, накинув на плечи шубу.

— Что тут случилось, дорогие, опять страшная весть какая? — спросила она встревоженно.

— Да какая может быть страшная весть, байбиче? Просто скот, записанный на бумагу, сгоняется в одно место. Вот и все, — ответил один из верховых.

— Отвязывай, байбиче, бычка, не задерживай нас! — сказал второй.

— Как же так? Вы сами говорили, что скот останется на содержании у хозяев?

— Ну, говорили, а теперь говорим по-другому, — вставил Шарше и припугнул старуху: — Такой приказ пришел из верха. Требуют, чтобы собрали весь скот!

Один из сопровождающих Шарше активистов спрыгнул с лошади и направился к кормушке, где стоял на привязи бычок.