Читаем Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции полностью

В этом же духе, с указанием на существующее зло от правительственного режима в настоящем, с допущением всевозможных клевет на монарха и правительство, с обещанием благодетельных и широко либеральных реформ в будущем должны, по уставу союза, действовать и все остальные агитационные корпорации, учитывая тот факт, что недовольство государственным строем пустило глубокие корни в современное общество, в самых широких слоях населения, вполне ныне дозревшего до ясного понимания гнетущих его злоупотреблений на почве всякого рода правительственных мероприятий.

Иван Путилин

Убийство Миклухо-Маклай

Кто из петербуржцев не знает знаменитого дома Яковлева, известного более под именем «Яковлевки»?

Эта каменная громада, построенная по всем правилам допотопной архитектуры, грязная, темная, с невозможными дворами и лабиринтами, красующаяся и доныне, выходит на три улицы. Одной своей частью – на Садовую улицу, другой – на Екатерингофский проспект и третьей – на Вознесенский.

В этом доме бесчисленное множество квартир. В некоторых, наиболее грязных, выходящих во двор, так называемых «полуподвальных», ютилась и ютится столичная беднота в лице мастеровых, мелких торговцев, среди которых – благодаря близости к Александровскому рынку – много евреев; в других, несколько почище и попросторнее, с давних пор существуют классически отвратительные меблированные комнаты, душные, пыльные, темные, обитаемые мелкими чиновниками, проститутками (не всегда зарегистрированными) и, к сожалению, многими и многими учащимися в высших учебных заведениях столицы.

В этом доме бесчисленное множество квартир. В некоторых, наиболее грязных, выходящих во двор, так называемых «полуподвальных», ютилась и ютится столичная беднота в лице мастеровых, мелких торговцев, среди которых – благодаря близости к Александровскому рынку – много евреев…

Да, немало людей, занимающих ныне отличное служебное и общественное положение, проводили зарю туманной юности в знаменитой «Яковлевке». Сравнительная дешевизна этих, с позволения сказать, «квартир», центральная часть города, удобство сообщения (конки и омнибусы) – все это гнало туда нашу бедную, заморенную нуждой и часто голодом учащуюся молодежь.

Но были в этом доме квартиры и более барские, «аристократические». Теперь они заняты ресторанами, а в то время сдавались «настоящим» господам.

В одной из этих квартир жила вдова статского советника Александра Васильевна Миклухо-Маклай, фамилия которой стала известной всей грамотной, интеллигентной России благодаря известному путешественнику Миклухо-Маклаю.

Дело о зверском убийстве, которое я теперь заношу в мои записки, произошло в апреле 1888 года. Оно взбудоражило весь Петербург, прибавив лишнюю известность и без того популярной «Яковлевке».

Ровно в 9.30 часов утра знакомый госпожи Миклухо-Маклай, отставной полковник В., позвонил в парадную дверь ее квартиры.

Прошло несколько секунд. Дверь не отворялась. Полковник позвонил еще раз. Тот же эффект. «Что бы это могло значить? – пронеслось у него в голове. – Неужто спят? Странно… Александра Васильевна встает рано, да к тому же она сама просила меня приехать к девяти часам утра, чтобы заняться проверкой счетов, присланных управляющим ее имения. И где же горничная, Надежда? Неужто тоже спит?» И он стал теперь звонить энергичнее, почти беспрерывно.

За дверями царила невозмутимая тишина, которую резко прорезывал звук металлического колокольчика.

Недоумевающий полковник собирался было уже уходить, чтобы от дворников узнать, не уехала ли куда рано утром Миклухо-Маклай со своей прислугой, да вдруг подумал и нажал дверную ручку. К его удивлению, дверь отворилась.

Он вошел в прихожую и громко закричал:

– Надежда! Эй, Надя! Где вы?

Тишина. Безмолвие.

«Что за черт!» – вслух вырвалось у полковника. Из передней он собирался было уже пройти в комнаты, как вдруг остановился, словно пораженный столбняком.

У дверей, ведущих из прихожей в залу, он увидел распростертую окровавленную фигуру прислуги Надежды. Несколько секунд продолжался столбняк ошалевшего от ужаса полковника. И когда, наконец, он прошел, страшный крик огласил квартиру Миклухо-Маклай:

– Убили! Зарезали!..

С этим криком полковник бросился вон из квартиры и, выбежав на улицу, наткнулся на одного из дворников.

– Беги… скорей… к старшему… к конторщику… к управляющему… В квартире госпожи Миклухо-Маклай убийство. Слышишь, – убийство… Девушка лежит в прихожей зарезанная… – Голос полковника дрожал от душившего его волнения.

Дворник от испуга как бы окаменел.

– Что ж ты стоишь, дубина?! Где управляющий? Беги! Дай знать… в полицию… скорее… – вылетало у полковника. – Господи, господи… да неужели и Александра Васильевна убита! – метался полковник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Хроники преступного мира. Истории из мира криминалистики

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное