Среди легенд

При попытке вывоза они и были задержаны. Сторожу стройки показалось подозрительным, что мусор вывозится ночью и на обычной «Газели». Да и мешки как-то странно позвякивали. Сторож решил проверить, а уж не цветмет ли вывозят рабочие, чтобы сдать в металлолом? Таджики они еще и не на такое способны. Оказалось, что в мешках именно металл, да еще какой! Нет, не цветной. Благородный. Серебро самой высокой пробы.

Однако к ответственности за кражу бедолаг не привлекли, поскольку заявления о хищении ни от собственников здания, ни от Смольного в полицию не поступило. Задержанные даже на перекрестном допросе и очной ставке заявили, что никакого клада и вовсе не находили. Нет тела – нет дела. Раз клад не находили – то и на процент от государства претендовать не будут. За такую сговорчивость они отделались только штрафом за нарушение миграционного законодательства, без возбуждения уголовного дела.

– Вова, ты чего на стул смотришь? Купить хочешь? Он дорогой, – тронула его за плечо Света.

Размечтался. А если… Нет… А вот если… А вот это попробуйте.

– Вова, что с тобой?

– Сколько, говоришь, стул стоит?

– Сто пятьдесят семь рублей.

– Ого. Ты скоро?

– Да, сейчас уже закрываться будем. Ты меня на улице подожди.

Фомин вышел на свежий воздух и легкий морозец, и мысли чуть прояснило, как там у Ильфа и Петрова про бриллиантовый дым? «Бриллиантовый дым держался под потолком» и что-то там про прыгающие жемчужины.

В Москве ведь тоже клад нашли незадолго до его переноса в это тело, делали раскопки в старом Гостином дворе и нашли два больших кувшина, полных серебряных монет. Что-то около ста тысяч серебряных чешуек семнадцатого века, да еще сколько-то талеров и серебряная посуда. Уже точно Челенков не помнит, но больше сотни килограммов серебра. Стоит прогуляться там и посмотреть, как это выглядит в 1948 году. От их общежития всего с километр. Только там ведь при сносе старых домов нашли в подклети, так что, скорее всего, этот клад сейчас недоступен. Никто сносить Гостиный двор не даст. Тогда на самом деле только Ленинград остается. Но прогуляться и посмотреть стоит.

– Все, Вова пошли, – вывела его из задумчивости девушка. – Нам туда, – и они потянула его вдоль улицы.

Глава одиннадцатая

Поехали на дачу.
Там солнце греет жарче
И все от счастья плачут.
Поехали на дачу.
Поехали на дачу.
Пораньше, не иначе.
И станет жить чуть слаще.
Поехали на дачу.

Натали

Света была ростом примерно метр шестьдесят. Схватилась за локоть, выставленный Фоминым, и почти повисла на нем. Спускались под небольшим уклоном. Впереди была накатанная ледовая дорожка, и девушка бросила Вовку на произвол судьбы и, чуть разбежавшись, на валенках, покатилась по льду. Упала в конце и весело засмеялась, зазвенела колокольчиками. Беда.

Дорожки такие до ее дома еще несколько раз попадались, и каждый раз Света бежала прокатиться и почти каждый раз падала, Вовка бросался поднимать, в последний раз она специально дернула его на себя, и Фомин бухнулся сверху, припечатав хрупкое создание к тротуару. Света только пискнула. Их лица находились рядом совсем, и так и тянуло попробовать на вкус чуть розовые, без следов помады, губки.

– Молодые люди, тут ведь дети ходят! – проскрежетало над ними.

Встали, отряхиваясь, аж подскочили. Никаких детей рядом не было, стояла женщина в белом полушубке и укоризненно качала головой. Прохожие были, но далеко, и детей среди них не наблюдалось. «Облико морале».

Дом Светы находился как бы внутри двора из более высоких домов и даже не двора, чуть ли не парка. Высокие липы и березы. Липу с другим деревом зимой не спутаешь, она словно забыла сбросить свои цимозные зонтиковидные соцветия. Или свиристелей ждет, чтобы рассеять деток по окрестностям.

Они подошли к подъезду. В этом дворе-парке, чуть дальше вглубь, раздавались пьяные выкрики и даже свист. Вовка потянул Свету к двери от беды, а второй рукой стал нащупывать кастет в кармане, когда там метрах в тридцати грохнул выстрел, и крики смолкли. Потом бахнул еще один, и послышался шум разбегающихся людей и крик: «На помощь!»

– Быстрее заходи, дверь закроем, – дернула его Света.

– Товарищи, помогите, милиционер ранен! – раздалось одновременно со стороны двора.

Вовка задвинул девушку в подъезд и, надев кастет на пальцы, чуть согнувшись, от дерева к дереву двинулся на голос. Из-за толстого дерева, что было последним, Вовка выглянул с опаской. Метрах в пяти от него, перед скамейкой лежал на снегу человек в милицейском черном тулупе и рядом склонился другой, расстегивая пуговицы на тулупе лежащего. Больше не раздумывая, Фомин бросился к милиционерам.

– Что тут…

– Фомин? Вовка? Ты что тут делаешь? – к нему повернулся тот, что сидел и расстегивал полушубок.