Среди людей

Оказалось сложным привыкать к бережному отношению к каждой вещи. Нет, неаккуратностью она не страдала и не ломала всё подряд. Но в этом обществе не было круглосуток за углом. Каждый мешочек находил своё применение, каждая сломанная вещь чинилась, каждая, даже самая маленькая, дырочка подвергалась штопке. Никому в голову не приходило просто выбросить нечто, подлежащее ремонту или ставшее негодным для владельца. Из чего вырос – переходило младшим. Что утратило вид – отдавалось менее состоятельным. Остатки тканей разбирались на лоскутки, которые копились и шли на новые вещи. Да что лоскутки: каждая бусинка, каждый крючок! Вещи жили годами, а придя в негодность, перерождались во что-то новое. Привыкание к такому поведению потребовало определённых усилий после потребительства большого города XXI века.

Если с обычными бытовыми делами Ира осваивалась довольно легко, просто поглядывая на то, что делают другие, то была одна разновидность работы, в которой она чувствовала себя так, словно каждый день заваливала сессию. Кесса и Цыран не переставали удивляться, видя перед собой двадцатилетнюю женщину, не знающую, с какой стороны браться за прялку и смотрящую на ткацкий станок, как на неведомого зверя. Вечера женщины и девочки проводили в огромной комнате, заполненной предметами рукоделия. Тут было множество народа: приходили прислужницы с дочерями, соседки, все те, кому не было необходимости срочно бежать домой. В этой зале царил тот дух доброго соперничества, который возможен только между виртуозами своего дела. Они ткали, пряли, вышивали, шили, вязали и плели. То, что умела Ира: вышивать крестиком и вязать на спицах, не шло ни в какое сравнение с умением рисовать картины золотой канителью , плести воздушные кружева или накладывать объёмные вышивки на ткани. Обитательницы дома создавали такие вещи, которым, на её взгляд, место было не в повседневном обиходе, а в музее. О некоторых видах рукоделия Ира читала в книгах. Некоторые были совсем незнакомы, например, создание поясов с использованием большого количества квадратных дощечек с дырочками или плетение шнурков без всяких приспособлений, используя только собственные пальцы вместо ткацкого станка . На ежевечерних посиделках ей приходилось учиться вместе с девочками, которых матери наставляли в рукоделии. Девочки посмеивались над большой тётей, которую они обгоняли в умениях, но Ира только смеялась вместе с ними и пробовала снова и снова.

Особенно приятным эти вечера делало то, что можно было видеть лица окружавших её жительниц дома. Ире до сих пор было неуютно, когда они прятали их в присутствии мужчин, потому что стоило им это сделать, и создавалось впечатление, что все взгляды устремляются в её сторону. Однако даже такое положение вещей не могло заставить хотя бы в шутку подумать о том, чтобы надеть колоколообразный наряд и спрятаться за покрывалом. Это было глубоко чуждо её натуре и воспитанию.

Мужчины после некоторого времени настороженности и опаски ей в итоге понравились. Да, они были строгими, весьма консервативными, чтили обычаи и не одобряли её привычки ходить, не пряча лицо. Но при этом были и хорошие стороны: трудолюбие, забота о семье, почитавшаяся естественной обязанностью, отзывчивость к окружающим. Хозяин, Дэкин Равил, был для всех примером для подражания и следил, чтобы в его большой усадьбе все следовали такому образу жизни. Под его крышей было удобно всем.

Время от времени он приглашал Иру и Кессу вместо вечернего рукоделия посидеть у очага втроём. Впервые приняв такое приглашение, она сильно нервничала: что могло понадобиться от неё хозяину дома, который властен одним жестом выкинуть на улицу? Но после состоявшейся встречи по-новому посмотрела и на него, и на старую Кессу. Её звали поговорить. Дэкина интересовало всё, что она могла рассказать о себе, о своей стране или своём путешествии. Кесса молча слушала и рассматривала картинки, не переставая удивлять Иру самим своим присутствием.