Читаем Среди свидетелей прошлого полностью

Поэт проказлив, влюбчив, мрачен. Самые невероятные безумства, и при этом с обязательным нарушением воинской дисциплины, только щекочут его нервы. К тому же его к этому поощряет кокетливая Адель. Она тоже поэтесса, написала стихи и посвятила их Михаилу Юрьевичу. Но, увы, муж увозит ее в Крым. Если Лермонтов хочет получить эти строки, то пусть приедет в Крым. Нет, нет, только в Крыму она подарит ему их…

Тысячу верст в коляске за пять дней. Позади две загнанные лошади, сломанная рессора и станционный смотритель, чуть было не получивший пулю от яростного поручика.

И только за стихами? Ну, конечно же, нет. Милые проказы в бильярдной, нежные прогулки вдвоем. Увы, Лермонтову пора обратно на Кавказ. Последнее свидание:

«Адели нет. Собравши вокруг себя кучу нежно-золотых палых листьев, поэт ложится на них, плотнее закутавшись в бурку, и… засыпает… засыпает так крепко, что не слышит, как подошла Адель…

— Мишель?

И носок башмачка ее касается его головы.

— Вы ранены? — наклоняется она над ним, становясь на колени.

Лермонтов просыпается и вспоминает в мгновение, что должна была прийти Адель, и видит, что это она.

— Адель!.. Наконец-то!.. Как я рад! — целует он ее руку.

— Вы ранены? Что же вы?.. Вы… спали? — вдруг догадывается Адель…»

Конечно, вначале она негодует, но поэт так мил, так печален! Перед тем как уснуть, он написал французские стихи:

Мадам Гоммер де Гелль

У склона дороги, к березке опалой,Согбенной в поре увяданья,С надеждой на встречу сажусь я усталый,Под жгучие ветра лобзанья.И внемлю, любуясь зарей бледноалой,Великим глаголом молчанья.

Теперь осталось их закончить.

Печальный и грустный, объятый тоскою,Заснул я в траве сиротливо,Вдруг слышу как будто шаги за собою, —Я вздрогнул, проснулся — о, диво!Склоняется робко она надо мною,Чуть ножкой касаясь стыдливо!

Вечер вдвоем — мечты о Франции, мечты о счастье. А завтра — последний торопливый поцелуй на пристани под защитой широкой спины кучера, последняя попытка Лермонтова увезти, похитить Адель. И снова тысяча верст обратно, на Кавказ.

Она навсегда ушла из его жизни…

Искушенный читатель скептически улыбнется. Конечно, поэты могли быть и сумасбродами, но тот, кто выдумал эти похождения Лермонтова с женою французского консула в Одессе, разве не фантазер? И надо ведь придумать такое! Вот и верь историческим романам!..

Но напрасны сомнения, напрасно недоверие. Ни Сергеев-Ценский, которого мы цитировали, ни Б. Пильняк, ни К. Большаков, почти одновременно выступившие с романами (Б. Пильняк, Штосс в жизнь. «Красная новь», 1928, № 10; К. Большаков, Бегство пленных. Харьков, 1929; Сергеев-Ценский, Поэт и поэтесса. М. «Федерация», 1930), ничего не выдумывали. Ведь они писали романы исторические, их фантазия художников была ограничена строгими свидетельствами документов.

Но найдем ли мы в научных биографиях Лермонтова что-либо о его пребывании в Крыму, знакомстве с семейством де Геллей? Ведь это знакомство, по-видимому, оставило след и в его творчестве?

Оказывается, если просмотреть биографии Лермонтова, изданные в конце прошлого и начале этого столетий, то мы найдем в них и Оммер де Гелль, и стихи, ей посвященные, и даже дату — 28 октября 1840 года, когда они были написаны. Адель исчезла из жизни Лермонтова и его биографий спустя лишь столетие после смерти поэта: Загадочная история!

Но вернемся к романам, к самому значительному из них, роману Сергеева-Ценского «Мишель Лермонтов», куда отдельной частью вошла первоначальная повесть «Поэт и поэтесса».

Здесь нет выдумки, досужей фантазии, капризно меняющей биографию гения в угоду сюжету. Правда, писатель вкладывает в уста Лермонтова слова, которые, быть может, поэт не произносил. Но он мог их и произнести. Нет в романе и вымышленных лиц, разве только эпизодически мелькающие кучера да, может быть, цыганки из хора.

Ну, а мадам де Гелль? Откуда она взялась?

Из писем.

В 1887 году в солидном журнале «Русский архив» были опубликованы четыре письма Адели Оммер де Гелль. В них она рассказывала своей корреспондентке о знакомстве с Лермонтовым. В одном письме есть и стихи, посвященные ей поэтом. В 1928 году издательство «Academia» выпустило «Записки Е. Сушковой», и, так как эти записки в значительной своей части также посвящены Михаилу Юрьевичу, к ним были приложены письма Оммер де Гелль.

Вот отрывки из этих писем:

«Пятигорск. Пятница, 14 августа 1840 года.

…За мной приехала девица Реброва и зовет нас в Кисловодск… Она мне тотчас созналась, что влюблена в Лермонтова, что Лермонтов ее любит, но не хочет сознаться…»

«Кисловодск. 26 августа 1840 года.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное