Читаем Среди свидетелей прошлого полностью

И все же картины развращенной Франции, живущей девизом «Обогащайтесь!», пресыщенной помещичьей Руси, быта и нравов дворцов, салонов, усадеб настолько сочны, написаны так откровенно, что письма и записки звучат как сильнейший обличительный документ. Издатели так и охарактеризовали его в предисловии:

«При всем отвращении, которое вызывает автор, записки ее (Оммер де Гелль. — Ред.) надо признать замечательным документом эпохи. Чтение этой книги благодаря откровенному цинизму Ом-мер де Гелль создает у читателя впечатление, равное по силе лучшим романам, посвященным разоблачению Июльской монархии во Франции и николаевской эпохи в России. Никто из врагов французской плутократии и самодержавной, крепостнической России не мог бы придумать лучшей иллюстрации к своим утверждениям, чем эти записки».

Как же случилось, что несколько писем Оммер де Гелль попали в «Русский архив», а затем уже полная коллекция их вместе с записками была впервые опубликована в Советском Союзе? Опубликована спустя много лет и после смерти автора и после первых изданий ее писем в конце прошлого столетия? Где они хранились, кем и когда найдены?

На эти вопросы издатели ответить не могли. Очень скупо они сообщают, что подлинников французских писем и записок не сохранилось. За исключением одного листка бездатной дневниковой записи, сделанной черными чернилами с многочисленными поправками. Коллекция переводов писем хранилась в архиве князей Вяземских, находившемся в подмосковном имении графа С. Д. Шереметьева — Михайловском. В 1921 году этот архив был передан в Центрархив, где письма и записки и обнаружил известный знаток мемуаристики, историк литературы П. Е. Щеголев.

Две большие тетради плотной бумаги, исписанные синими чернилами, со множеством вставок, зачеркнутых строк и просто белых мест. Как утверждают издатели, или сам князь П. П. Вяземский, или кто-то по его поручению сделал черновой перевод писем и записок Оммер де Гелль. Но именно черновой, так как эти письма грешат в отношении стилистики, носят явные следы недоделок, неоконченного перевода.

Где раздобыл письма и записки князь П. П. Вяземский? Неизвестно. В приложении к письмам имеется заявление какой-то Марьи Павловой — крепостной, француженки, которая «в отместку за издевательства над ней» якобы похитила рукопись у самой Адели.

Заявление Павловой очень подозрительно, во всяком случае, издатели не захотели на его основании делать какие-либо выводы. Тем не менее они выразили уверенность, что «подлинность публикуемого материала не вызывает сомнения».

Но когда П. П. Вяземский еще в 1887 году опубликовал несколько писем Оммер де Гелль в «Русском архиве», то у родственницы Михаила Юрьевича — Эмилии Шан-Гирей некоторые факты, сообщаемые Аделью, вызвали не только сомнения, но и возражения. «Положительно могу сказать, что все написанное ею (Оммер де Гелль. — Ред.) по поводу девицы Ребровой есть чистая выдумка. Я современница Нины Алексеевны, тогда уже не Ребровой, а Юрьевой, была с ней знакома в продолжении многих лет, она… в 40-м году была уже мать семейства».

Опротестовала Шан-Гирей и описание бала, на котором якобы присутствовал Лермонтов, Но это был слабый протест, и не случайно издатель «Русского архива» Бартенев не обратил на него внимания, переслав письмо Шан-Гирей Вяземскому. Но князь внезапно испугался. Он молит Бартенева вместо имен собственных проставить звездочки, просит пожалеть его старость и его подагру, всячески поносит де Геллей за их вранье и впредь отказывается печатать письма Адели.

Через год после этого Вяземский скончался в состоянии старческого маразма, распада сознания. Умерли и опровергатели. «Письма» Оммер де Гелль пылились в имении внука князя. Французские стихи Лермонтова, посвященные Оммер де Гелль, перевели на русский, даже в нескольких вариантах, и они прочно вошли в тексты Полного собрания сочинений поэта.

В мае 1934 года — сенсация: Адель Оммер де Гелль никогда не встречалась с Лермонтовым и не могла встретиться!

И невольное подозрение: а может быть, это пуританствующие филистеры и моралисты из академических кругов хотят окропить елеем жизнь Лермонтова и после смерти поэта уберечь его от порочащих встреч? Что же, и такое в науке бывало.

Но нет, дело не в моралистах. Дело в архивах, в документах. Это они против встреч Лермонтова с Аделью.

И все началось даже не с Лермонтова, а с А. И. Тургенева.

14 ноября 1833 года Адель веселилась в интимном кругу, собравшемся в парижском доме князя Тюфякина. И среди гостей, по ее словам, «…был крайне привязчивый старик с отвислой губой, Александр Тургенев. Ему только пятьдесят лет. Он очень умен и занимается разысканиями в наших архивах. Поздравляю его и желаю ему много счастья, а меня бы оставил в покое».

Но Александр Иванович и не собирался беспокоить веселящуюся гризетку. 13 ноября 1833 года он выбрался из Болоньи и 14 ноября вдыхал чудесный воздух на высотах Апеннинских гор. И здесь не может быть никакой ошибки, именно этими датами помечены пространные, подробнейшие письма А. И. Тургенева к П. П. Вяземскому и Аржевитинову.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное