Вряд ли эксперты потрафили господам сенаторам. Уж больно итоги неубедительны! В самом деле, шестеро секретарей из восьми (75 процентов) не признали сходства почерков, а следовательно, и авторства Чернышевского. И только двое хотя и установили то же самое, аргументировали выводы так, как угодно было начальству: почерк не похож, но извратил его сам обвиняемый. Чтобы установить общее мнение экспертов, следовало из букв, в которых каждый из них порознь находил сходство с почерком Чернышевского, отобрать лишь те, в которых устанавливали сходство все эксперты вместе.
Однако сенат, пораздумав над итогами экспертизы пять дней, остановился на решении весьма странном. При выявлении «согласного мнения» экспертов сенаторы не отбросили несовпадающие буквы, а, наоборот, сложили все буквы, сходство которых указал каждый эксперт в отдельности. Но — увы! — и такой трюк не помог. И в этом случае число букв, якобы написанных рукой Чернышевского, составило меньше половины всех имеющихся в записке. Не радовал и вывод всех секретарей об общем несходстве почерков… Тут как ни складывай, как ни вычитай, по-своему не вывернешь! Но господа сенаторы не смутились. Они «провели» свою (оставшуюся в тайне!) «экспертизу» и установили, что «и в отдельных буквах сей записки и в общем характере почерка (!) есть совершенное (!!) сходство». А посему Чернышевского оставить заключенным в крепости.
И Чернышевский остался в крепости. А в делах похоронили его экспертизу — строго научную, необыкновенно точную и неоспоримую.
Чернышевский исследовал отношение высоты отдельных букв и элементов, их составляющих, к высоте строки, а также угол наклона элементов букв к горизонтальной ее оси. Вот как, например, описывает он букву и в своем почерке: «Парная черта обыкновенно бывает слишком высока перед второю; расстояние между ними вверху очень часто бывает слишком мало сравнительно с нижнею частью». Рассматриваются и способы соединения букв: «Почерк очень часто прерывается, гораздо чаще, чем в обыкновенных почерках; эти обрывы бывают между прочим на буквах
Фальсификатору, замечает Чернышевский, было трудно добиться сходства с почерком, «дикая своеобразность которого режет глаза». Ему пришлось бы вместо свободного движения рукой вырисовывать буквы. А это тотчас можно распознать с помощью сильной лупы или микроскопа: изменится характер нажима. И Чернышевский даже делает рисунок в своих показаниях, поясняя, как будет выглядеть под микроскопом свободно написанная и вырисованная буква А. Этот же аргумент говорит и против того, что сам Чернышевский умышленно изменил свой почерк.
Экспертиза Чернышевского завершается четкими выводами:
«…Я утверждаю, что почерк приписываемой мне записки:
1) не имеет сходства с моим почерком и относится к почеркам совершенно другого характера;
2) что он не есть ни ломаный почерк, ни вырисованный почерк, т. е. что неизвестное лицо, писавшее эту записку, писало ее свободным и быстрым движением руки;
3) что я, как бы ни старался, не мог бы написать так ровно».
«Я не изучил специально правил распознавания почерков, потому привожу лишь отрывочные сведения…» — замечает при этом Чернышевский. Однако в своей экспертизе он самостоятельно пришел к тем методам, которыми пользуется современная криминалистика.
— Смотрите, но не трогайте! — провозгласил один из сенаторов, протягивая Чернышевскому какую-то бумагу. Новая фальшивка, долженствовавшая хоть как-то подправить дела с неудачей «карандашной записки», — это было якобы «найденное» Костомаровым «за подкладкою саквояжа» письмо Чернышевского некоему «Алексею Николаевичу». К поэту Плещееву — так расшифровали адресата судьи.
В письме опять-таки речь о печатании прокламаций, упоминается станок, якобы имевшийся у самого Плещеева, и говорится о группе молодых людей (среди них назван и Костомаров), которые взялись размножить воззвания. Любопытно, что Чернышевский, словно подтверждая характеристику, данную ему Костомаровым в «письме к Соколову», пишет мнимому Алексею Николаевичу: «Мы не могли не воспользоваться таким удобным случаем напечатать свой манифест, тем более что в случае неуспеха самая большая доля ответственности падает на них самих» (то есть молодых. —
Чернышевский отверг письмо и заявил, что если поставленное под текстом «Черн…» обозначает его подпись, то документ подделан.