Среди тибетцев

У Леха очень выгодное географическое положение. С севера его защищает вздымающийся сразу за городом великий хребет Кайлас⁹⁸ с величественными ледниками и снежными полями, ведущие через него перевалы находятся на высоте 18 000футов. А на юге за долиной Инда поднимаются большие красные горы, снежные вершины которых достигают 21 000футов в высоту. В центре Леха находится большой восточный базар, где по вечерам играют в поло. А вокруг дворца и расположенного рядом с ним огромного чод-тена примостились дома с плоскими крышами и множеством балконов. Гребень горы, на отроге которой стоит дворец, венчает фантастический древний гомпа. За окружающими город посевными полями и плантациями простирается выжженная каменистая пустыня. Помимо дворца в Лехе мало архитектурных достопримечательностей. Пожалуй, можно отметить лишь окрашенную в излишне кричащие цвета новую мечеть, здание казначейства и суда, бунгало вазира, мусульманское кладбище и буддийские площадки для кремации, где у каждой семьи есть собственная печь. В жутко грязных и узких переулках, хотя странно, что в столь засушливом климате грязь вообще смогла образоваться, проживает очень разношерстное население, причем количество мусульман неуклонно растет, что объясняется с одной стороны активным прозелитизмом⁹⁹, который заметен по всей Азии, а с другой ― браками между мусульманскими торговцами и ладакхскими женщинами, которые принимают веру своих мужей и воспитывают в ней своих детей.

Когда я прибыла в город, на большой площади, или базаре, было открыто несколько лавок, но покупателей практически не было, зато через несколько недель население крошечной столицы увеличилось вдвое, и весь август торговля и увеселительные мероприятия не прекращались ни днем ни ночью, а яркие сцены из жизни менялись, словно узоры в калейдоскопе.

Ежедневно из Кашмира, Пенджаба и Афганистана прибывали длинные караваны, направлявшиеся в Хотан, Яркенд и даже китайский Тибет и наполняли здесь свои тюки товарами; лхасские торговцы открыли лавки и принялись торговать прессованным чаем и предметами культа; купцы из Амритсара¹⁰⁰, Кабула¹⁰¹, Бухары¹⁰² и Яркенда, величаво расхаживающие в роскошных одеждах, заполнили базар и стали сладкоречиво рекламировать свои дорогие товары; мулы, ослы, лошади и яки брыкались, ревели и мычали; царило вавилонское столпотворение, поистине библейское смешение языков, здесь были монахи-аскеты, индийские факиры, дервиши, паломники из Мекки, странствующие музыканты и певцы буддийских баллад; женщины с плетеными корзинами за спиной носили люцерну; ладакхи, балти и лахули¹⁰³ ухаживали за животными; а джемадар вазира и сипаи бродили среди толпы. Посреди этого живописного хаоса коренастые торговцы из Лхасы, стоявшие под палящими лучами солнца в тяжелой зимней одежде, обменивали свой дорогой чай на курагу из Нубры и Балтистана, кашмирский шафран и пряности из Индии; а купцы из Яркенда на больших туркестанских лошадях торговали под безоблачным небом коноплей, которую курят как опиум, а также разными русскими безделушками и тканями. Это место пересечения среднеазиатских торговых путей казалось поистине волшебным на фоне громадного хребта Кайлас, даже несмотря на то, что за внешним блеском таилось немало зла.

На второй день нашего пребывания в городе, как раз когда я рисовала портрет Усман Шаха, изображенный на фронтисписе, комиссар и начальник полиции признали моего телохранителя мятежником и убийцей, арестовали его и выслали из Леха. Мне посоветовали проверить, не пропало ли что-то из вещей, но я не стала. Я доверяла Усман Шаху, по-своему он всегда был мне верен, и позже выяснилось, что он действительно ничего у меня не украл. Он оказался жестоким головорезом из отряда нерегулярных войск, посланного махараджей Кашмира на службу в форте города Лех. Оттуда Усман и его подельники постоянно наведывались в город, грабили базар, оскорбляли женщин, без оплаты брали все, что вздумается, а когда одного из них вызвали в суд за какое-то преступление, вытащили судью на улицу и избили его! Некоторое время они держали в страхе весь Лех, но затем британский комиссар добился их высылки. Однако прежде чем они покинули Лех, Усман Шах убил офицера в форте у моста через Инд. И все же я была восхищена тем, как невозмутимо он, стоя перед бунгало, встретился лицом к лицу с британским комиссаром, в чьих руках была его жизнь, и начальником полиции. Он даже не шелохнулся, пока вазир не предоставил ему кули для переноски багажа. Усман Шах прямо заявил: «Да, я убил этого человека, но таковы обычаи моей страны ― он нанес мне оскорбление, которое можно искупить только кровью!» Стражник не посмел даже притронуться к Усману, он сразу отправился к вазиру, запросил кули и получил его!