Среди тысячи слов

– Нет, я… просто ехал, – он провел рукой по волосам. – Кому какая разница, что я делал? Забирайся в машину.

– Не говори мне, что делать, – сказала я и продолжила идти.

– Отлично.

Я услышала хруст ботинок по гравию. Дверь машины открылась и захлопнулась. Двигатель взревел и затем переключился на тихое гудение. Айзек поехал рядом со мной на скорости пяти километров в час, глядя вперед. Его рука была небрежно закинута на руль, а вторая лежала на пассажирском сиденье.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Еду.

– Ты издеваешься?

– Нет.

Я разозлилась.

– Здорово. Веселись.

Я прохромала еще пару метров, пока до меня не дошла вся абсурдность ситуации. Я остановилась и повернулась к нему лицом, скрестив руки на груди.

– Я хочу убедиться, что ты доберешься домой в безопасности, – ответил он низким голосом. – Вот и все.

«Вот и все, что ему нужно».

На глаза снова навернулись слезы. Я сморгнула их и забралась в Dodge.

Меня сразу же окружил запах Айзека, пропитавший интерьер машины. Бензин, одеколон, сигаретный дым и что-то сладкое и лесное – он сам. Этот запах победил остатки моей панической атаки и заменил ее чем-то новым.

Я прочистила горло.

– Спасибо, что подвез.

– Пожалуйста.

Глава двадцать первая Уиллоу

Несколько кварталов мы ехали в тишине. Я вздохнула и уперлась лбом в окно.

– Что произошло? – наконец спросил он.

– Я же сказала тебе, – ответила я. – Клаустрофобия.

Мы остановились перед знаком «Стоп». Машин не было видно ни в одном направлении. Вокруг ни души. Ночь черная, тихая и холодная. Айзек протянул руку и положил большую ладонь на мое левое предплечье, поворачивая его. Блеклые черные крестики виднелись в тусклом свете уличных фонарей на углу.

Я задержала дыхание. Потом выдохнула. Айзек все смотрел на мою руку, а его большой палец двигался по поблекшим чернилам.

– Я хотела быть как другие девушки, – сказала я, испытывая ненависть к слезам, застилавшим глаза, делавшим мой голос высоким, как звук флейты. – Я ничего такого не ожидала. Одного нормального танца было бы достаточно.

Айзек ничего не сказал. Он потер большим пальцем крестик в последний раз, а потом вернулся к управлению машиной. Я положила руку на колени, касаясь места, где только что лежала его ладонь, пытаясь сохранить тепло.

Мы повернули на Эмерсон-роуд. Она поднималась вверх на полкилометра, а потом выровнялась примерно на высоте пятидесяти футов над городом. Айзек подъехал к смотровой площадке и припарковался под высоким дубом, стоящим, подобно стражу, на вершине холма. Крошечный центр Хармони раскинулся внизу, поблескивая маленькими желтыми огоньками и большим золотым пятном ОТХ.

Айзек выключил двигатель, но оставил ключи в машине. Огни все еще освещали приборную панель, и он стал крутить радио, пытаясь что-то найти.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Точно не знаю, – ответил он.

Радио захрипело. Айзек пропустил несколько орущих реклам, а затем заиграли первые гитарные аккорды песни «Imagination» Шона Мэндеса.

Айзек посмотрел на меня. Его зеленые глаза казались глубже и мягче, чем раньше.

– Ну, как?

Я кивнула.

– Она милая.

Айзек выбрался с водительского места и обошел машину, чтобы открыть пассажирскую дверь. Он предложил мне руку, и я ее взяла. Его ладонь на ощупь было грубоватой и мозолистой от работы, но теплой и сильной. От одного ее прикосновения мне захотелось, чтобы он обнял меня. Чтобы все его тело прижалось к моему.

Никогда бы не подумала, что снова этого захочу.

Он помог мне выйти из машины, и я вздрогнула, когда ноги коснулись земли. Айзек поймал меня, когда я споткнулась, а затем ступил назад, чтобы через окно пассажирского сиденья включить музыку погромче. Он снова взял меня за руку, и мы подошли к краю смотровой площадки. Ступили на мягкую траву, растущую под дубом.

Айзек обнял меня за талию и прижал мою руку к своей груди, поверх сердца.

– Так нормально? – спросил он.

Я кивнула и обвила рукой его шею. Его запах, такой насыщенный в машине, мягко обволакивал меня. Я наклонилась к нему и положила голову Айзеку на грудь, на белую хлопковую кофту, виднеющуюся под кожаной курткой. Я глубоко дышала, пока мы медленно качались под музыку, а слова песни говорили за нас обоих.

Через несколько мгновений я подняла голову и встретилась с ним взглядом.

– Ты не играешь сейчас, да? Это ты?

Айзек открыл рот, словно собираясь протестовать или отрицать. Затем он кивнул.

– Я этого не планировал, но… Да. Это просто я. – Он поднял руку к моей щеке и большим пальцем стер слезы. – Ты в порядке?

– Да, – я снова положила голову ему на грудь. – Прямо сейчас все идеально.

Он ничего не сказал, но я почувствовала, как он кивнул, прижался щекой к моим волосам. Именно это мне и было нужно.

Возможно, и ему.

Песня завершилась, и включилась реклама подержанных машин. Мы оставались в объятиях друг друга, а под нами лежал Хармони. Настоящий Хармони с ОТХ, где мы встретились, и амфитеатром, где Айзек впервые коснулся моих рук. Не тот район позади нас, где в белом холодном доме жили мои родители.