– Я хочу перевести вас в корпус А.
Моя радость сошла на нет так же быстро, как возникла. Этот корпус был в основном предназначен для подследственных, которым еще не вынесли приговор. Они были нестабильными. Жестокими. По сути, это было худшее место в тюрьме.
– В корпусе А есть кое-какие проблемы, – сказал он уже более серьезным тоном. – Мне нужно, чтобы вы их решили.
Затем он объяснил, что там были проблемы с дисциплиной персонала и слаженностью работы. Моральный дух сотрудников в целом был очень низким.
– Но мне очень нравится в корпусе Д, сэр, – сказала я. Я не хотела никуда переходить, потому что мне нравилось работать с приговоренными к пожизненному заключению. Я навела порядок в корпусе, и он процветал под моим надзором. Полагаю, именно поэтому начальник хотел перевести меня в корпус А, и хотя это было огромным комплиментом, я восприняла это как горькую пилюлю.
– Я знаю, и я вижу, какую прекрасную работу вы там проделали, но, – подчеркнул он, – мне очень нужно, чтобы вы перешли в корпус А.
Когда начальник тюрьмы говорит, что ему очень нужно, вы подчиняетесь.
– Хорошо, без проблем, – кивнула я. – Спасибо за такую возможность.
Я поднялась со своего места.
Начальник считал, что корпусу А требовалась женская рука, поэтому я направилась туда.
В моем пребывании в корпусе А не было ничего особенно примечательного, поэтому я не стану вдаваться в подробности. Коротко говоря, я сделала то, о чем меня попросили: навела порядок. Я провела там не так долго, максимум полгода, но за это время я имела удовольствие понаблюдать за телезвездой.
Когда его привезли, он был почти неузнаваем, и мне пришлось всматриваться в него. Если я произнесу имя Джефферсона Кинга, вполне вероятно, что вы даже не поймете, о ком я говорю, но, если я скажу Шэдоу из телешоу «Гладиаторы»[7]
, многие из вас его вспомнят.В золотые времена все, включая меня, в субботу вечером спешили домой, чтобы смотреть «Гладиаторов». Это шоу было еще более популярным, чем «Свидание вслепую» и «Вечеринка у Ноэля». Шэдоу был одним из моих любимых героев, потому что он был непобедимым и страшным. Он выглядел настолько сильным и пугающим, что никто не хотел с ним состязаться. Он напоминал мне пантеру: гладкий, мускулистый, с пронзительными глазами.
В тот день, когда его привезли в корпус А, он был тенью прошлого себя. Его тело исхудало, а щеки и глаза ввалились. Это был результат наркозависимости. Полагаю, он употреблял кокаин и героин.
Я слышала, что его уволили из телешоу, после того как кто-то увидел, как он употребляет наркотики в ночном клубе.
После этого его жизнь развалилась. Он не смог справиться с безызвестностью, когда слава прошла, поэтому стал регулярно заглушать боль наркотиками. Он оказался в Уормвуд-Скрабс за торговлю ими, и, как это часто бывает, пристрастился к своему же товару.
С самого начала он держал голову опущенной, не желая привлекать к себе внимание других заключенных. Я решила несколько его проблем, но мне редко доводилось иметь с ним дело, потому что он старался держаться подальше от неприятностей. Он хотел просто отбыть наказание и выйти на свободу.
Он проходил курс заместительной терапии под наблюдением тюремных врачей, чтобы избавиться от наркотической зависимости.
Он был не один. Многие мужчины из корпуса А были наркоманами, оказавшимися в тюрьме за преступление, совершенное ради удовлетворения своей потребности. Это могли быть кражи в магазинах, кражи со взломом или вооруженные грабежи.
Вот в чем особенность наркоманов: они готовы на все, чтобы удовлетворить свою тягу к наркотикам, даже продать родную бабушку. Они не могут сосредоточиться ни на чем, кроме следующей дозы, и им не важно, кому придется причинить вред и на что нужно будет пойти. Наркотики делают людей эгоистичными, и это одна из вещей, которые я в них особенно ненавижу.
Ко мне подходило множество заключенных со словами: «Босс, у меня ломка, и вы даже не представляете, что это такое. Я умираю». На это я непринужденно отвечала: «Нельзя умереть из-за отказа от наркотиков». Это правда: от этого не умирают. От алкогольного абстинентного синдрома можно, поскольку он очень опасен, но от наркотического – нет. Когда я только пришла работать в Холлоуэй, метадоновой заместительной терапии не существовало, и наркоманов заставляли проходить через ломку. Не зря тюрьму называли отделением детоксикации.
Мой ответ этим заключенным может показаться слишком грубым, но, полагаю, мне трудно с сочувствием относиться к наркозависимым, потому что употребление наркотиков было их выбором.
Все прекрасно знают, в чем опасность их приема, поэтому, если человек решает пойти по этому пути, он должен принять последствия.