Газетный киоск был всего в тридцати секундах пешком. Покричав Саре вверх по лестнице, что хлопья уже готовы, Дуг поспешил на угол. Быстро понял, о чем говорила Гейл. Вести о ее встрече с партийными организаторами просочились вовне, и одна газета решила сделать из этого материал первой страницы. Портрет Гейл был одним из шестнадцати других, под общим заголовком «МЯТЕЖНИКИ БРЕКЗИТА».
Мерзкий заголовок. Фотографии этих парламентариев обнародовали с отчетливой целью: ткнуть пальцем, показать в лицо. В лихорадочной, поляризованной атмосфере, какая все еще царила в стране даже через год после референдума, это был опасный поступок.
Жутко безответственный на самом деле — такова была первая мысль Дуга, пока он шел обратно к дому с газетой под мышкой.
Сара была в кухне. Уже прикончила хлопья и мазала на тост «Нутеллу». Дуг позвонил Гейл из гостиной и заговорил с ней вполголоса:
— Ну, это довольно ужасно. Последствия начались уже?
— Еще б. Лента в твиттере у меня с катушек слетела. Почта тоже.
— Плохо?
— Худшие я переслала в кабинет, они считают, штуки четыре-пять надо предоставить полиции. Хочешь послушать?
— Не очень. Но давай.
— Окей, вот что у нас… «Ранцом ты сука, — Рансом через „ц“, понятно, — гори в аду за это. Смотри в оба, когда домой сегодня пойдешь. Прешь на людей люди попрут на тебя». О, и вот это еще милое: «Помни Джо Кокс повторится».
— Иисусе Христе. Ты окей? Ты… не знаю, хочешь, я приеду?
Гейл вздохнула.
— Нет, не стоит. Жизнь должна идти дальше, верно? Вряд ли кто-то явится к дому или что-то в этом роде. Просто пригляди за Сарой.
— Само собой. — Он вновь пробежал взглядом заголовок, разложив газету на журнальном столике. — Уму непостижимо, что они устроили вот такое.
— Не говори, — согласилась Гейл. — В смысле, взгляды этой газеты мне близки не были никогда, но она хоть была уважаемой. Что происходит, как думаешь?
— Не знаю. Страна свихнулась.
— Надеюсь, у Сары в школе все нормально. Надеюсь, никто ничего жуткого ей не скажет.
— Не волнуйся, — сказал Дуг, — я с нее глаз не спущу.
В такие вот времена подмывало думать, что британцев охватила некая причудливая истерия, что градус всеобщего безумия, до которого все поднялось во время кампании 2016 года, попросту еще не упал. Но Дуга это объяснение устраивало не целиком. Он понимал, что подобные заголовки хорошо просчитаны. Понимал, что ярость, которую они должны были, по замыслу, вызвать, подогревалась, поскольку в ней у кого-то был интерес — не у какого-то отдельного человека, разумеется, и даже не у отчетливо определяемого движения или политической партии, а у разрозненной бесформенной коалиции людей с корыстными интересами, старательно не заявлявшими о себе в открытую. Первым делом после того, как отвел Сару в школу, Дуг устроился за рабочим столом наверху и достал манильский конверт с сорока или пятьюдесятью листками А4, прибывшими по почте анонимно через три дня после их встречи с Найджелом Айвзом.
Никакой сопроводительной записки к этим листкам не прилагалось, никакого прощального письма от информанта-эксцентрика, с которым за последние несколько лет они провели столько причудливых окольных разговоров. Дугу просто предоставили эти бумаги, пусть сам извлекает из них пользу, как сумеет. Аналитические записки, черновики пресс-релизов, протоколы конфиденциальных переговоров, отчеты с пометкой «Секретно» и «Не для публикации». На многих значились инициалы «Р. К.» или подпись «Роналд Калпеппер». Большинство отпечатано на фирменных бланках фонда «Империум».
Эти бумаги Дуг читал много раз и точно знал, которая из них, судя по всему, точнее всего соотносится с сегодняшними событиями. Речь шла о документе в две с половиной тысячи слов, его совместно составили ученый и один хорошо известный журналист и комментатор. Название: «Пусть огонь горит: медиастратегии поддержания и укрепления энергий, заложенных в результаты референдума».
Дуг открыл подшивку на первой странице. Начиналась она так: