Средневековая андалусская проза

У доносчиков бывают разные сплетни. Так, например, говорят любимой про любящего, что тот не скрывает их тайны, и такое простить не просто и успокоиться не легко, если только не встретит доносчик человека, одинакового с любящим в любви. Такие слова вызывают неприязнь, и облегчение для любимой только в том, если по воле судьбы удается ей узнать какую-нибудь тайну любящего, вот тогда к любимой возвращается разум и проницательность. Затем оставляет она это и выжидает, и если донос сплетника окажется, по ее мнению, ложным и любящий вместе с тем проявит умение скрывать и осторожность, не разглашая тайны, тогда узнает любимая, что сплетник расписал ей ложное, и разрушается то, что возникло у нее в душе.

Я встречал подобное у одного из любящих, и был тот весьма бдителен и обладал великою скрытностью. А сплетники все более старались в своих доносах, так что появились признаки этого на лице возлюбленной, и одолела ее грусть, и покрыло ее своей тенью раздумье, и налетело на нее сомненье. И, наконец, стеснилась у нее грудь, и открыла она то, что донесла ей, и если бы видел ты состояние любящего при извинениях его, ты бы, наверное, понял, что любовь — султан, которому повинуются, и постройка из крепко связанных кольев, и пронзающее копье. И переходил любящий от покорности к признанию, и отрицанию, и раскаянию, и через некоторое время исправились их дела.

А иногда говорит сплетник, что любовь, которую проявляет влюбленный, — не настоящая и что стремится он в этом к исцелению своей души и удовлетворению желания. Сплетни этого рода, хотя и тягостны они, переносятся легче того, что упоминалось раньше; состояние любящего иное, чем состояние ищущего услады, и свидетельства их страсти разделяют их. Достаточная доля этого встретилась в главе о покорности.

Нередко доносит сплетник, что любовь любящего делится между несколькими, — вот это обжигающий огонь и боль, пронзающая сердце. И если поможет доносчику упоминание о том, что любящий прекрасен лицом, мягок в поведении, вызывает желание, склонен к наслаждениям и от природы предан мирскому, а возлюбленная — женщина великого сана и знатного положения, вот тогда возникает у нее стремление погубить его и причинить ему смерть. Сколько, было поверженных по этой причине, и скольких напоили ядом, и отдали они жизнь!

Такова была смерть Марвана ибн Ахмада ибн Худайра, отца Ахмада-святоши, и Мусы, и Абд ар-Рахмана, прозванных «сыновьями Лубны», — из-за Катр ан-Нада, его невольницы. Я говорю об этом, предостерегая одного из моих друзей, и вот отрывок, где есть такие стихи:

Красавицы нам не приносят блага,
Напрасно верит женщине бедняга.

Мы думаем, что пьем напиток светлый,

А это смерти сумрачная влага.

Другой сплетник доносит, чтобы разъединить влюбленных и остаться с любимой одному и получить ее только для себя. Это — самый жестокий удар и самый острый; сильнее всего укрепляет он сплетника в его рвении и дает наибольшую пользу в старании его.

Есть и третий вид сплетников — это сплетники, которые доносят обоим влюбленным сразу и раскрывают их тайны. На такого человека не обращают внимания, если словам любящего верят.

Я говорю об этом:

Болтливый сплетник дышит мной; не знаю, в чем причина:
Моя счастливая любовь или моя кручина?

За неимением своей живет моею жизнью;

Как говорится, ем гранат, оскомина у сына[32].

Я непременно должен привести здесь нечто сходное с тем, о чем мы говорим, хотя оно и стоит мне этого. Это будет кое-что в объяснение доносов и сплетен, — одно слово ведь призывает другое, как установили мы в начале послания.

Нет среди всех людей никого хуже доносчиков, то есть злостных сплетников. Сплетничать — поистине свойство, указывающее на зловонный корень, испорченную ветвь, дурную природу и скверное воспитание, и тот, кто сплетничает, не избежит лжи. Сплетня — ветвь среди ветвей лжи и одна из ее разновидностей, и всякий сплетник — лжец. Я никогда не любил лжецов, и я допускаю, что могу быть другом всякого, кто обладает пороком, даже если велик он, и поручаю его дело творцу его — велик он и возвышен! — беря для себя те из его свойств, которые чисты, — но только не того, про кого я знаю, что он лжет, — это, по-моему, уничтожает все его хорошие качества, без следа губит все, что в нем есть. Я совершенно не жду от него блага, и это потому, что о всяком грехе совершивший его пожалеет, и все позорное можно скрыть и во всем покаяться, кроме лжи. Нет пути, чтобы от нее возвратиться или скрыть ее, где бы она ни была, и я никогда не видел, и никто никогда не рассказывал мне, что он видел, лжеца, который перестал лгать и к этому но возвратился. Я никогда первый не порываю со знакомым, если только не узнаю про него, что он лжец, — тогда я стремлюсь расстаться с ним и буду желать его забыть.