Средневековая андалусская проза

Поистине, начало близости и первые признаки согласия проникают в душу, как ничто другое. Я хорошо знаю человека, который был испытан любовью, долгое время не зная ничего, кроме взгляда и беседы, будь то ночью, если захочет он, или днем. И наконец помогла ему судьба согласием любимой и позволила овладеть ее благоволением после того, как отчаялся он из-за долгого срока. И хорошо помню я, как он чуть не помешался от радости и едва мог связывать слова от счастья. И я сказал об этом:

Клянусь моею молитвой! Когда бы, верен святыне,
Я так молился Аллаху, безгрешен был бы я ныне.

Не опасался бы путник внезапного нападенья,

Когда бы я так взмолился к свирепейшим львам в пустыне.

Когда меня поцелуем она в ответ наградила,

Печаль моя всколыхнулась, и я не рад благостыне.

Так жаждущий захлебнулся, воды наконец дождавшись;

Убит он глотком желанным, и нет бедняги в помине.

И еще сказал:

Любовь моя — море вздохов, и отдых мною заслужен;
Конь движим собственным взором, и повод ему не нужен.

Меня сторонясь обычно, владычица вдруг добреет,

И нагнется, в этой жизни лишь случай со мною дружен.

Добился я поцелуя в надежде на исцеленье,

Но жар в иссушенном сердце лобзанием обнаружен.

Душа моя словно пустошь, где в травах, спаленных солнцем,

Горящею головнею пожар великий разбужен.

Не надо мне самоцветов, не надо других сокровищ;

Мне яхонт андалусийский милей китайских жемчужин.

Рассказ

Я хорошо знаю девушку, которая сильно полюбила одного юношу из сыновей предводителей, а тому не было ведомо о ее великой любви. И умножились ее заботы, и продлилась ее печаль, так что изнурена она была любовью, но юноша, по молодой гордости, не замечал этого, и открыться ему мешал девушке стыд перед ним, так как она была невинная, еще с печатью, и слишком его почитала, чтобы к нему броситься, не зная, будет ли это ему приятно. И когда затянулось это дело, а уверенность только еще теплилась, девушка пожаловалась одной женщине, умудренной опытом, которой она доверяла, так как этой женщине было поручено ее воспитание, и та сказала ей: «Намекни ему стихами».

И девушка поступила так, но юноша не обращал на все это внимания — а он был сообразителен и остер умом, но не предполагал этого и не стремился к тому, чтобы доискаться смысла ее слов. И, наконец, ослабла стойкость этой девушки, и стеснилась у нее грудь, и не удержалась она, сидя с ним наедине однажды вечером (а юноша знал Аллаха и был целомудрен; он соблюдал свою честь и был далек от грехов). И, когда настало ей время уходить, она поспешно подошла к нему и поцеловала его в рот и повернулась в тот же миг, не проронив ни слова, и она ушла, покачиваясь на ходу, как я сказал об этом в моих стихах:

Проходит мимо меня величественно-спокойная;
Колышет станом своим, как стебель нарцисса, стройная.

Таится в моей душе, с моей мечтой неразлучная,

А в сердце моем любовь цветет и пылает, знойная.

Идет голубка моя, не медлит и не торопится;

Всегда и во всем чужда ей суетность непристойная.

И юноша был сражен этим поступком, и ослабели его руки, и почувствовал он боль в сердце, и напало на него уныние. И едва скрылась девушка, как попал он в сети гибели, и вспыхнул в его сердце огонь, и тяжелы сделались его вздохи, и напал на него страх, и умножилась его тревога, и продлилась его бессонница, и не смежил он глаз в эту ночь. И было это началом любви между ними, продолжавшейся долгий век, пока не разорвала их близости рука отдаления.

И поистине, это одна из ловушек Иблиса[35], и относится это к треволнениям любви, перед которыми не устоит никто, кроме тех, кого охраняет. Аллах, — велик он и славен!