Средневековая андалусская проза

Я расскажу тебе кое-что про Абу Бакра, брата моего — да помилует его Аллах! Он был женат на Атике, дочери Канда, начальника верхней границы[65] во дни аль-Мансура Абу Амира Мухаммада ибн Абу Амира. Это была женщина столь прекрасная и благородная, что не было ей равных в красоте и благородных качествах и не создавал мир ей подобной по достоинствам. Мой брат и жена его были в поре юности, когда власть ее владела ими; обоих сердило всякое словечко, которому нет цены, и они, не переставая, гневались друг на друга и обменивались укорами в течение восьми лет. Атику иссушила любовь к мужу, и изнурила ее страсть, и похудела она от сильной влюбленности, так что стала она подобна призраку. Ничто в жизни не веселило ее и не радовало из всех богатств, хотя были они обильны и многочисленны, ни малое, ни великое, так как миновали согласие ее с мужем и его доброта к ней. И так продолжалось до тех пор, пока брат мой не умер — помилуй его Аллах! — во время моровой язвы, случившейся в Кордове в месяце зу-ль-када года четыреста первого[66] (а было ему двадцать два года), и с тех пор как ушел он из жизни, не оставлял ее внутренний недуг, и болезнь, и сухотка, пока она не умерла ровно через год после него, в тот самый день, когда и он расстался с жизнью. И рассказывали мне про нее ее мать и все ее невольницы, что она говорила после смерти мужа: «Ничто не укрепило бы моего терпения и не удержало бы моего духа в этой жизни, даже на один час после кончины его, кроме радости и уверенности, что никогда не соединит его с женщиной ложе. Я в безопасности от этого, а не страшило меня ничто другое, и теперь мое самое большое желание — присоединиться к нему». А не было у моего брата, ни до нее, ни при ней, другой женщины, и у нее также не было никого, кроме него, и случилось тай, как она думала, — да простит ей Аллах и да будет он ею доволен!

Что же касается истории друга нашего Абдаллаха Мухаммада ибн Яхьи ибн Мухаммада ибн аль-Хусайна ат-Тамими, прозванного Ибн ат-Тубни, — помилуй его Аллах! — то казалось, что красота создана по подобию его или что сотворен он из вздохов всех тех, кто его видел. Я не видывал ему равного по красоте, прелести, нраву, целомудрию, скромности, образованности, понятливости, рассудительности, верности, величию, чистоте, благородству, кротости, нежности, сговорчивости, терпеливости, снисходительности, разуму, мужеству, благочестию, знаниям и памяти на Коран, предания, грамматику и язык. Он был чудесным поэтом, красиво писал и обладал разносторонним красноречием, владея изрядной долей в диалектике и в искусстве спора. Он принадлежал к ученикам Абу-ль-Касима Абд ар-Рахмана ибн Абу Язида аль-Азди, моего наставника в этом деле, и между ним и его отцом было двенадцать лет разницы. Мы с ним близки по годам и были неразлучными друзьями и столь искренними приятелями, что не могла пробежать между нами вода. Потом налегла смута[67] грудью и развязала бурдюки, и случилось разграбление войском берберов наших жилищ в Палатах Мугиса на западной стороне Кордовы, и расположились они в них, — а дом Абдаллаха был в восточной стороне Кордовы. А затем повернули меня дела и пришлось мне уехать из Кордовы, и поселился я в городе Альмерии, и мы часто обменивались посланиями в стихах и прозе. Последнее, с чем обратился он ко мне, было послание, в тексте которого есть такие стихи:

О, если бы только мне ведать, что тщетны враждебные ковы
И наши старинные узы навеки останутся новы!

О, если бы снова мне видеть черты твои, милые сердцу,

В Палатах Мугиса, где с честью принять благородных готовы!

О, если бы только терпенье могло передвинуть чертоги,

Пришли бы Палаты Мугиса в ответ на печальные зовы.

К тебе постучалось бы сердце, как путник ночною порою,

Когда бы ходили по свету сердца, хоть невзгоды суровы.

Сердись на меня, если хочешь; любовь моя меньше не станет;

Всегда и повсюду заметна любовь сквозь любые покровы.

И если меня ты разлюбишь, обетов моих не нарушу:

В глубинах мятежного сердца другой не бывает основы.