Между тем внутри церкви в XIV–XV вв. разворачивалась острейшая борьба за укрепление собственного политического, идеологического и, конечно, финансового положения. Что касается великокняжеской власти, то она, с одной стороны, была вынуждена считаться с церковью, а с другой — настойчиво стремилась к ее подчинению. Международная обстановка благоприятствовала великому князю, так как сама Византия вследствие расширения агрессии турок-осман и их военных успехов находилась в весьма затруднительном положении. В обстановке угрозы турецкого нашествия ослабевшая Византия искала союзников и вела переговоры о заключении церковной унии с римской церковью, рассчитывая получить поддержку европейских католических стран в борьбе с турками-османами. Для византийских политиков было важным сохранить в орбите своего влияния и Русскую церковь, к которой они не раз обращались за помощью, а также втянуть Великое княжество Московское в борьбу с османами. Однако Московская Русь, вынужденная бороться на два фронта — против Литвы и ослабевшей, но все еще опасной Орды, помогая при этом теснимой османами Византии деньгами, не могла оказать ей военной помощи. Греки надеялись получить ее от Запада, полагая, что католический мир не останется равнодушным к судьбе некогда великой христианской державы. В 1424–1425 гг. византийский император Иоанн VIII Палеолог предпринял поездку по Западной Европе, посетив Венецию, Милан, Рим, Венгрию и Испанию, чтобы добиться поддержки, в ходе которой у византийского василевса сложилось ложное убеждение, что союз с Западом возможен только при условии восстановления единства католической и православной церквей.
Но если в Византии унию рассматривали и воспринимали как чисто политический акт для выгоды государства в заключении военного союза с западными государями, то «в Ватикане смотрели на унию, как на акт, направленный сначала для укрепления престижа Ватикана, поколебленного Базельским собором (1431 г.), а затем для подчинения Папе православной церкви, бедствующей по политическим причинам»25
. Отметим, что идея союза христиан сама по себе не была ложной, как и идея унии, но не за счет ущемления интересов православия. Впрочем, этот вопрос дискуссионный и требует, на наш взгляд, специального исследования историками церкви.Между тем в Византии справедливо полагали, что инициировать унию мог только папа римский. Но прежний опыт общения с Римом (Лионская уния 1274 г.) подсказывал, что приобрести папскую помощь православные греки могут лишь в одном случае: подчинившись папе и признав его главенство во Вселенской церкви. Когда в 1436 г. папа римский Евгений IV, после «великой схизмы», укрепил свое положение, в Константинополе стали активно готовиться к церковному собору, который должен был рассмотреть вопрос о воссоединении церквей. Митрополит Исидор — новый ставленник Константинопольской патриархии — и должен был содействовать реализации этой задачи.
Вскоре после того, как в Москве стало известно о казни в Литве митрополита Герасима, ранее нареченный митрополит Иона, епископ Рязанский, был отправлен на подавление в Константинополь. Однако и на этот раз поездка Ионы не была успешной. Ко времени прибытия Ионы в Византию патриарх Иосиф II в 1436 г. уже совершил поставление на киевский митрополичий престол своего кандидата — грека Исидора, который был близок ко двору предпоследнего византийского императора Иоанна VIII Палеолога26
. В патриархии Ионе объяснили, что это произошло потому, что тот не успел прибыть в Византию на хиротонию вовремя, но обещали, что после кончины Исидора он унаследует митрополичий престол. Из текста грамоты, отправленной Василием II киевскому князю Александру (Олелько) Владимировичу, следует, что Иона возвратился на Русь в свите нового митрополита Киевского и всея Руси Исидора27. Оба архиерея прибыли в Москву 2 апреля 1437 г.28