Покровительство, оказывавшееся французской литературе с XII века княжескими династиями Бельгии, имело, конечно, огромное значение для процветания этой литературы. Первое место занимала в этом отношении опять-таки Фландрия. Филипп Эльзасский представляется нам своего рода феодальным меценатом. Двор этого энергичного вояки, этого основателя городов, этого строителя плотин, был центром для писателей и ученых, и за толстыми стенами его замков сконцентрированы были весь тогдашний тонкий вкус изящество. Его жена, Елизавета Вермандуа, славилась своими судами любви[660]
. Что касается самого князя, литературные вкусы которого были развиты очень тщательным воспитанием[661], то он любил собирать рукописи, которые щедро ссужал окружавшим его поэтам[662]. Не только из Фландрии, но и из различных областей Франции собирались писатели в поисках удобного и почетного существования ко двору князя, славившегося своим богатством и щедростью. Филипп был покровителем Кретьена де Труа, величайшего французского поэта своего времени, а также Готье д'Эпиналя и анонимного автора «Не только страсть к роскоши и любовь к утонченным развлечениям, доставляемым поэзией, побуждала бельгийских князей окружать себя писателями, пользовавшимися народным языком, подобно тому, как поступали епископы, окружавшие себя учеными клириками, писавшими по-латыни. Князья издавна потребовали от них, чтобы они, при помощи переводов на французский язык, сделали доступной для светских людей науку, монополия которой находилась до тех пор в руках духовенства. И очень интересно отметить, что подобно тому как Бельгия стала употреблять в административных делах народный язык раньше самой Франции, точно так же она дала множество переводов и всякого рода дидактических произведений, которыми она обогатила романскую литературу.
Известен пример графа Балдуина II Гинского (1169–1206 гг.). Этот князь, по словам Ламберта Ардрского, «окружал себя клириками и учеными, непрерывно расспрашивал их и внимательно выслушивал. Но так как он хотел все знать и не мог всего запомнить наизусть, то он приказал ученому Ландри де Вабену перевести с латинского языка на романский "Песнь песней", с ее мистическими комментариями, и заставлял часто читать ее себе. Таким же образом он изучил Евангелия, особенно воскресные, с приложением соответствующих проповедей, которые перевел, равно как и жизнь аббата св. Антония, некий Альфред. Он получил также от ученого Готфрида перевод с латинского языка на романский значительной части "Физики". Как известно, достопочтенный отец Симон Булонский перевел для него с латинского языка на романский книгу Солина по естественной истории, которую он, желая получить награду за свой труд, посвятил ему публично и прочел ему»[667]
.Балдуин Гинский не был, конечно, одиноким в этом отношении, и можно было бы привести множество фактов, убедительно свидетельствующих о том, что при нидерландских феодальных дворах питали такую же страсть к знанию. Мы уже отметили любовь Балдуина V Генегауского к дидактической литературе. Напомним еще, что древнейший имеющийся прозаический французский перевод, — это, если исключить чисто религиозную литературу, сделанный в 1240 г. генегаусцем Иоанном Тюенским, перевод Фарсалий.