Средневековые города Бельгии

Вельдеке — это самый старинный и единственно знаменитый из целого легиона переводчиков. На протяжении всего XIII века всякая «героическая поэма» («geste»), стяжавшая себе хоть мало-мальскую популярность во Франции, немедленно же переводилась на фламандский. Впрочем, ни один из этих переводов не отличался какими бы то ни было достоинствами. Они невольно напоминают современную издательскую халтуру. Напрасно было бы искать в них какой-нибудь художественности, какой-нибудь заботы о форме. Они просто стремились удовлетворить все более распространявшейся среди публики моде. В отличие от Вельдеке, их авторы не принадлежали к рыцарскому сословию: они писали для горожан, и выходили из их рядов. Большинство из них, по-видимому, были выходцами из той группы городских клерков, которые в силу своих обязанностей должны были, как мы видели, знать французский язык. Таков был, несомненно, Дидрих ван Ассенеде (умер около 1293 г.), переводчик «Floire et Blanchefleur», таковы же были, вероятно, Сегёр Денготгаф (в конце XIII века) и Лоу Латевард (1330–1350 гг.), фамилии которых тоже не указывают на более аристократическое происхождение. Эти неизвестные скромные писатели оказали тем не менее своими переводами довольно значительное влияние на средневековый нидерландский язык. Они не только внесли в него массу французских слов, но и популяризировали также некоторые правила просодии, употреблявшиеся в романской поэзии.

Из бесцветной толпы этих переводчиков выделяется одна очень яркая фигура, именно — Биллем, автор «Reinaert»[673] (Лиса). Правда, Биллем тоже заимствовал содержание своей поэмы, как он сам это признает, из «французских книг». Но он превзошел свои образцы, и его повествование, которому он сумел придать подлинно фламандский колорит и место действия которого он перенес в окрестности Гента и в Ваасскую область, «soete lant» остается шедевром средневекового эпоса о животных. Впрочем, легко понять успех Виллема, если принять во внимание, как идеально повесть о Лисе соответствовала характеру и настроениям городского населения[674]. Писателя здесь вывез его сюжет. Если рыцарский эпос, несмотря на свою громкую славу, не смог вдохновить бюргерских поэтов, то совсем иначе обстояло дело с приключениями Лиса, где насмешливо — сатирический юмор нашел для себя полный простор. Несмотря на господствовавшую моду, первый остался в этой торгово-промышленной стране, какой была Фландрия, бесцветно-холодным и отмеченным печатью условности; вторые же, наоборот, облеклись здесь в свою классическую форму и известно, что произведение Виллема, издавна распространившееся в фламандских областях, сохранило здесь свою популярность до наших дней.

Бюргерским мировоззрением был проникнут в XIII веке кроме Виллема еще и другой великий представитель фламандской литературы, Яков ван Марлант (1245–1300 гг.). Тот, кому предстояло вскоре прослыть vader der dietschen dichter algader («отцом всех фламандских поэтов»), был, подобно Дидриху ван Ассенеде или Сегеру Денготгафу, выходец из рядов тех самых clercken (клириков), которые в минуты досуга, остававшегося у них после составления регистров или хирографов, занимались переводом французских поэм. Марлант дебютировал, подобно им, переделками произведений Роберта Борона, Бенедикта Сент-Мора и Готье Шатильона. Но заслуга его заключается в том, что он первый понял, насколько придворный и условный жанр не соответствовал запросам его соотечественников. Он явился во Фландрии творцом дидактического жанра, так идеально соответствовавшего практически-рассудительному характеру народа. Отдав первоначально дань тогдашней моде, он затем спохватился, отвернулся от легкомысленных и опасных романов, boerden поэтов, и обратился к wijze-clercken, в латинских произведениях которых заключены были драгоценные сокровища науки.

Wat waelsch is valsch is («Все французское — фальшиво»)

писал он и, сжегши то, чему некогда поклонялся, обратился к Винсенту из Бовэ, Петру Коместору, Томасу из Кантимпрэ, за полезными истинами которых не могут дать эти:

…Scont waelsche valsche роеten
Die meer rimen dan si weten.

(«Прекрасные французские лукавые поэты, которые больше укладывают в рифмы, чем они знают».)

Не следует думать, будто презрение Марланта к «французским поэтам» объяснялось, как это утверждали некоторые, его враждебными чувствами к Франции[675]. Он отвергал и осуждал книги, написанные по-французски, а не книги, написанные французами. Наоборот, Для него, как и для его современников, Франция была страной всякой науки и всякой философии:

Wie verhief wilen so scone
In die wereldt die Griexe crone,
Daerna Rome, nu Vrancrike.