Средневековые города Бельгии

Но хотя влияние Франции и ослабело, тем не менее оно не было заменено влиянием какого-либо другого государства. Германия продолжала оставаться чуждой Нидерландам, а Англия, с которой они поддерживали столь тесные сношения, не оказывала на них никакого заметного влияния. Но именно в силу этого на нидерландской почве постепенно выработалась своеобразная культура, которой предстояло в XV веке засверкать таким несравненным блеском. В обстановке борьбы, столкнувшей между собой в пределах городов патрициев и ремесленников, а в рамках территорий — города и князей, родились те художники, которые обессмертили своими шедеврами бургундскую эпоху. В Нидерландах, как и в Италии, политическая жизнь, закалив характеры, разбудив мысль, породив индивидуализм, подготовила расцвет искусства. Век Артевельде сделал возможным век ван Эйка.

Глава первая Социальный и политический характер борьбы

I

С момента окончательного установления городских конституций, города различных нидерландских территорий в течение долгого времени управлялись одними только патрициями. Как известно, это явление наблюдалось повсюду в средневековой Европе, и сама эта универсальность доказывает неизбежность его. Города, бывшие по преимуществу торговыми центрами, должны были естественно пройти в своем развитии через такую политическую стадию, когда власть находилась в руках крупных купцов.

Но кроме этой причины имелись еще и другие. В самом деле, городское право предоставляло всю полноту гражданских и политических прав только земельным собственникам и владельцам некоторого движимого капитала. С другой стороны, городские должности были бесплатны и поглощали все время занимавших их, так что добиваться их можно было только богачам.

Почти все первые патриции (за исключением льежских и лувенских, среди которых встречались, как и в некоторых германских городах, «министериалы») были разбогатевшими купцами. С очень ранних пор — во всяком случае с начала XII века — в среде зарождавшегося бюргерства появились крупные состояния. Gesta episcoporum Cameracensium (Деяния епископов Камбрэ) сообщают с множеством подробностей — столь же живописных, сколь и поучительных, — историю некоего Веримбольда, который, не имея ничего, нажил в несколько лет большое состояние[701]. Накопленные таким образом купцами богатства, позволили им превратиться в земельных собственников. Деньги, заработанные торговлей, были помещены в земли или пошли на покупку рент с домов. В XIII веке почти вся городская земля принадлежала богатым «знатным родам», geslachten[702], и многие бюргеры, отказавшись от торговли, жили комфортабельно на свои доходы, не перестававшие возрастать вместе с ростом городов и городского строительства[703]. Зти привилегированные лица, которых грамоты называют «vin hereditarii, hommes heritables, erwachtige lieden» (родовитые люди), получили в народе прозвище «otiosi, huiseux, lediggangers» (бездельников). Многие из них, кроме того, увеличили свои богатства либо взяв на откуп взимание налогов, доходы с княжеских поместий и городских «акцизов», либо принимая участие в банковских операциях какой-нибудь ломбардской кампании[704].

Наряду с этой группой, которую можно считать группой «старых патрициев», существовала еще купеческая гильдия, приобретавшая все более аристократический характер. Удалив в конце концов из своей среды ремесленников и начав допускать в качестве членов только торговцев шерстью и сукном, она заключала в себе наиболее энергичные и активные элементы высшего бюргерства. Впрочем, между viri hereditarii и купцами гильдии (comanen) всегда поддерживались тесные взаимоотношения. В каждой родовитой семье имелись представители обеих категорий. Первая непрерывно пополнялась за счет второй, а эта — в свою очередь, была открыта для сыновей «lediggangers», желавших заниматься торговлей. Многие граждане были одновременно купцами и родовитыми бюргерами (marcans et bourgeois heritables)[705]. Словом, хотя отдельные патриции и занимались различными делами, тем не менее в целом все они составляли особый класс, с ясными отличительными признаками. На них смотрели, как на бюргерство в собственном смысле слова (poorterij), хронисты называли их то majores, то ditiores, то boni homines (могущественными, богатыми или славными людьми).

Контраст между этим плутократическим классом и остальной частью городского населения резко бросался в глаза.