Средневековые города Бельгии

Этот документ был скорее смертным приговором, чем мирным договором. Фландрия обязывалась назначить королю 20 000 ливров ренты в Ретельском графстве, выплатить ему в четыре года 400 000 ливров, поставлять ему ежегодно контингент в 600 бойцов, снести все крепости своих «добрых городов». Особенно пострадал Брюгге, душа восстания. 3000 его горожан должны были отправиться в паломничество. Покорность Фландрии французской короне гарантировалась отныне следующими пунктами: граф, его братья, дворяне и города должны были присягнуть на Евангелии быть верными королю и не заключать без него никаких союзов; если граф нарушит свою клятву, то земля его будет конфискована, и так же будет поступлено, если он не накажет немедленно всякое нарушение договора. Все фландрцы, начиная с четырнадцати лет, должны были принести присягу точно соблюдать мирные условия, и эта общая присяга должна была повторяться каждые пять лет. Кроме того, ее должны были приносить эшевены при вступлении в должность и дворяне — при уплате рельефа за свои феоды; и те и другие должны были через сорок дней отправиться к Амьенскому бальи, чтобы снова проделать в его присутствии эту церемонию. До окончательного выполнения условий мира король должен был сохранить в виде залога лилльское, дуэсское и бетюнское кастелянства, а также замки Кассель и Куртрэ. Все лица, принявшие во время имевших место волнений сторону короля, должны были получить компенсацию за понесенный ими ущерб, а феоды, розданные королем во время оккупации Фландрии, должны были остаться в сохранности. Страна должна была помочь королю наказать всякого нарушителя мира, хотя бы это был сам граф Фландрии. При первом же нарушении мирного договора на Фландрию должен быть наложен интердикт, который может быть снят только по требованию короля. В заключение графу были сделаны две уступки: впредь он будет подсуден суду пэров, а не парламента; кроме того, граф Генегау-Голландский не был включен в мирный договор, так что Роберт Бетюнский, наследовавший в марте 1305 г. Гюи де Дампьеру, мог продолжать борьбу против дома д'Авенов.

Таковы были условия Атисского мира. Легко представить, какое негодование он вызвал в народе. После успешной войны Фландрия получала столь унизительный мир, как если бы она потерпела поражение, или сдалась на милость победителя. Правда, король отказывался от аннексии графства, но он оставлял ему лишь тень независимости. По отношению к городам договор был неслыханным обманом. Первоначально было условлено, что их вольности будут сохранены, в действительности же от них требовали снесения крепостей. Они ожидали только выплаты штрафа, а их заставляли приносить позорную присягу; над их головами снова навис дамоклов меч интердикта. Национальное сознание слишком выросло во время войны, чтобы возможно было принять подобные требования. Ткачи, валяльщики, всякого рода «ambachters» (цеховые ремесленники), сражавшиеся при Куртрэ и Монс-ан-Певеле, решительно отвергли их. Они обвиняли графа в том, что он сговорился с королем, чтобы обмануть их. Среди фландрских делегатов, ведших переговоры с Филиппом Красивым, ни один не принадлежал к партии ремесленников; все были дворянами, и этого было достаточно, чтобы придать Атисскому миру характер какой-то махинации против городской демократии. Для народа было очевидно, что он повлечет за собой патрицианскую реставрацию. Разве крупные буржуа, купцы, богачи, состояния которых были разграблены во время войны, не воспользуются положением, чтобы утолить свою жажду мести? Разве король не требовал, чтобы все его сторонники были вознаграждены за свои убытки? Словом, политические предубеждения, подкреплявшиеся воспоминаниями о победах над французам, толкали ремесленников на сопротивление. Они заявили, что договор неприемлем и выполнение его невозможно[805].

Граф, несомненно, ожидал этого взрыва негодования. Он знал, что его представители, уступив требованиям короля, нарушили условия соглашения, заключенного под стенами Лилля. Он знал это настолько хорошо, что еще до заключения мирного договора, пытался усыпить недоверие городов. В мае 1305 г. его брат, Филипп Тьетский, дал жителям Ипра охранную грамоту на случай, если договор будет посягать на их вольности[806]. Города были правы, обвиняя его в том, что он их обманул и требовал от них предварительного одобрения мира, который, как он знал, противоречит принятым в 1304 г. обязательствам. Но мог ли поступить иначе Роберт Бетюнский? Нужны были слепой энтузиазм и раскаленные страсти ремесленников, чтобы надеяться, что после сражения при Зирикзее и Монс-ан-Певеле Фландрия, подвергаясь нападению сразу с севера и с юга, сумеет отразить нашествие с двух сторон. Мир повелительно диктовался обстоятельствами, и как бы суров ни был, приходилось принять его. Ведь неизбежным результатом неудачной кампании была бы окончательная конфискация графства и победа Вильгельма д'Авена.