Средневековые замок, город, деревня и их обитатели

«Я приношу обет прежде всего пред Господом Богом и Преславною Девой Марией, потом пред дамами и фазаном возложить на себя крест для совершения Крестового похода и отдать свое тело на защиту Святого Гроба и Святой Веры. Я сделаю для успеха похода все, что могу сделать лично, чего могу достигнуть своей властью, лишь бы только мне оказал Свою милость Господь. Если я узнаю как-либо, что со мною желает вступить в поединок сам султан, я буду биться с ним и одолею его с помощью Бога и Его Всеблагой Матери, которых я всегда призываю к себе на помощь».

После этого хозяин сел на свое место и стал оглядывать присутствующих, как бы приглашая их последовать его примеру.

В пиршественной зале стояло такое молчание, что было слышно, как вертится флюгер на верхушке главной замковой башни. Действительно, в зале было множество сеньоров, которые и не помышляли о крестоносном предприятии и дорого бы дали, чтобы оказаться сейчас подальше от этого места или, по крайней мере, сделаться невидимыми. Они с сожалением подумали о том, что им придется разбудить свои флорины, мирно спящие в сундуках, и сделать пожертвования монастырям, а то и, бросив свои домены на расхищение соседям, отправиться с риском потерять голову на Сирийские равнины. Но они не могли опозорить себя в глазах рыцарства и своего сюзерена, отказавшись посреди такого блестящего общества принести обет перед дамами и фазаном. Наконец, они боялись своим отказом прогневить пфальцграфа, так как он, разумеется, не преминул бы отомстить им за это тем или другим способом.

Пока они размышляли, как быть в таком затруднительном положении, один из приглашенных, сир Рюбенталь, которому рейнвейн сообщил внезапное вдохновение, вдруг поднялся с места и, покачиваясь, направился к даме Рутвель; склонившись перед нею на колени, он взял ее за руку, закрыл свой правый глаз и произнес без запинки и совершенно внятно: «Клянусь перед дамами и фазаном, что я не стану открывать этого глаза при дневном свете, пока не увижу сарацинского войска[24]. Я нападу на султанское знамя, и, полагаясь на силу оружия, а также любви и дружбы, я переверну его вверх ногами». Произнеся эти слова, он поднялся при звуках труб, в которые протрубили менестрели.

Тогда герольд стал обходить стол, чтобы поднести фазана каждому из пирующих, и прежде других поднес его маркграфу Анспахскому, который сидел возле хозяина замка.

«Ну, — сказал маркграф соседу, сидевшему с другой стороны, — этот безумец Рюбенталь перешел брод… Мед готов, теперь следует пить его без сожаления… Клянусь белой дамой замка Розенберг[25], мы попали в настоящую засаду!..»

И, протянув руку к фазану, он сказал: «Клянусь перед дамами и фазаном, что я буду служить делу по мере своих сил, если только высокочтимый сеньор пожелает, чтобы я сопутствовал ему в заморском путешествии».

Рыцарь, с которым беседовал маркграф, произнес точно такой же обет, но сиру Оттенгейму, сидевшему с ним рядом, этого показалось мало, и он воскликнул:

«Я клянусь перед дамами и фазаном, что, если поход состоится, я напишу свое имя концом своего копья на воротах СенЖан-д’Акра[26]. До тех пор по пятницам я не буду есть никакой живности. Если я узнаю, что у султана найдутся единоверные ему бароны, которые пожелают сразиться со мною, я побью их с помощью Бога и Его Всеблагой Матери, которых я всегда призываю на помощь!»

Сир Стольберг сказал в свою очередь: «Я клянусь перед Богом и славнейшею Девой Марией, перед дамами и фазаном, что я не буду останавливаться ни в опоясанном стенами городе, ни в замке, пока не одержу победы над сарацинами. Я совершу это с помощью Богородицы, ради любви к Которой, я никогда не буду спать на постели по субботам, пока не исполню обещанного. Если моему Создателю угодно будет вернуть меня живым из предстоящего странствования, я обойду три христианских королевства и буду биться там со всяким встречным рыцарем и на коне, и пеший».

Сир Пфальцский, совсем старый и немощный, очень важно произнес следующие слова: «Так как по своей старости и слабости я не могу отправиться в Крестовый поход лично, то клянусь перед Богом, дамами и фазаном, что вместо себя я отправлю одного из своих сыновей с четырьмя вооруженными людьми и буду содержать их на жалованье в течение одного года и одного дня».

Так были произнесены присутствующими различные обеты.

Обходя гостей при трубных звуках, герольд подошел к тевтонскому рыцарю и обратился к нему с предложением произнести обет именем фазана. Но рыцарь суровым голосом монаха, распевающего «Salve, Regina»[27], крикнул: «Во имя Божие! Такого обета произносить я не стану!»

При этих словах поднялся страшный шум, и громче всех кричали те, которые менее всего желали отправляться в задуманный поход.

«Ведь это значит грешить перед дамами и фазаном! — кричал один. — Я не потерплю, пока жив, чтобы кто-либо поступал таким образом!»

«КлянусьСв. Гвоздем, находящимся в Трире[28], — сказал сир Оттенгейм. — Такой дерзости еще никогда не позволял себе человек, носящий золотые шпоры!»