Средневековый детектив

Житника доставили в детинец двое ратников из тех, кто не принимал участия в предшествующих событиях. Везли они его в повозке. Вид ратников говорил о том, что они только что побывали в стычке – одежда кое-где порвана, на лицах царапины, на рукавах темные пятна, подозрительно похожие на пятна крови. Житник лежал в повозке без сознания. Вышел из терема Жискар и лично проследил, как повозку подгоняют к темнице (неподалеку от ям, деревянная сруб-коробка с одной дверью и одним узким окном, укрепленная для пущей убедительности тут и там камнем и железом), как переносят Житника внутрь, как тщательно запирают дверь. Судьбу бывшего посадника предстояло еще решить. Князь, узнав, что Житник доставлен, стал диктовать писцу письмо к брату своему, псковскому посаднику Судиславу, против которого недавно раскрылся чудовищный заговор. Заговорщиков переловили почти всех. Почти все оказались представителями зажиточного сословия. Все они, после недели темницы, показали на Житника, как главного зачинщика и вдохновителя заговора. Воспользовавшись этим, через месяц после описываемых событий бывшего посадника Константина под стражей отвезли во Псков и передали псковским тиунам. На суде бывший посадник держался надменно, по большей части игнорировал вопросы тиуна, равнодушно смотрел на обвинителей. Его заточили в каменную темницу – навсегда, сказали ему. Он выслушал приговор с презрительной усмешкой.

***

Так получилось, что самонадеянный Ротко, уйдя от Дира и сопровождаемый приставучей Минервой, неожиданно быстро нашел себе жилье в наем. Вдова какого-то воина (она не сказала, что за воин, и что за война, вполне мог быть прижившийся, а теперь ушедший с остальными, наемник) согласилась сдать ему половину дома. Она потребовала задаток, а у Ротко не было никаких денег, и он собрался было объяснять ей, что он зодчий и очень скоро, настроив в Новгороде палаццо в римском стиле, станет богат, как конунг Соломон, и уж тогда-то он ей заплатит, да еще и переплатит, но Минерва, порывшись в суме, которую она практично прихватила с собой из рыбацкого домика, чтобы было, куда положить выданные Хелье восемь гривен, протянула вдове золотую монету, и вдова осталась довольна и даже приготовила скромный ужин. Минерва пыталась заигрывать и флиртовать с Ротко, который гнал ее спать на второе ложе, а затем, расположившись в соблазнительной, как ей казалось, позе на его постели, поводя тощей детской ногой, быстро уснула. Второе ложе было меньше размером и менее удобно, поэтому, подождав, пока сон Минервы углубится, Ротко поднял ее, сопящую и ютящуюся, и перенес, и укрыл покрывалом, а сам устроился на своем ложе и тут же уснул.

А наутро, проспав безмятежно историческую ночь, Ротко поднялся раньше Минервы, вышел в общее помещение и попросил вдову приготовить ему завтрак. Съев какое-то не очень вкусное месиво и запив чем-то горячим, возможно сбитнем, Ротко вернулся в спальню, лег, и снова уснул. Проснулся он от того, что Минерва лежала рядом с ним и пыталась его соблазнять, неумело гладя.

– Слушай, Минерва, – сказал Ротко веско. – Либо ты прекращаешь меня лапать, либо иди отсюда. Надоело.

Она обиделась, ушла на свое ложе, и села там, нахохлившись, обхватив руками колени. Ротко еще повалялся в постели, затем встал, оделся, и произнес деловым тоном, —

– Ну, что ж, пора идти в детинец, вдруг князь вернулся.

Почему в детинец пора было идти именно сейчас, он не смог бы объяснить.

– Я пойду с тобой, – всполошилась Минерва и начала спешно одеваться.

Ротко сжалился над ней и согласился.

Солнце мягко светило и грело, народ на улицах выглядел взбудоражено, и Ротко все это очень нравилось. По дороге им встретилась Краенная Церковь, и Ротко подробно объяснил Минерве, какой дурак зодчий, который ее строил, как нужно на самом деле рассчитывать верх колокольни, под каким углом вешать крышу, из какого именно дерева ставить стены, как рассчитывать несущие конструкции, какой формы окна, и так далее, и предположил, что фундамент церкви, если таковой вообще имеется в наличии, сделан так бездарно, что очень скоро все сооружение скособочится и завалится на сторону. А пристройка – вообще хижина какая-то.

У ворот детинца Ротко обратился к страже.

– Я к князю.

– Князь никого не принимает, он устал и хочет отдохнуть.

Заученный наизусть текст этот озадачил Ротко.

– Князь, стало быть, вернулся?

– Вернулся.

– Ну так мне нужно его видеть.

– Он устал и хочет отдохнуть.

– Он назначил мне встречу.

– Приди позже.

– Когда?

– Через месяц.

– А ну, добрый человек, – сказал Ротко, начиная раздражаться, – пойди-ка к князю и доложи, что прибыл зодчий Ротко в недоумении и расстройстве по его, князя, приказу. А ежели не пойдешь, то ведь погонят тебя, как только князь узнает.

Стражник некоторое время сомневался, но все-таки пошел куда-то, не открывая ворот. Минерва хотела было сказать Ротко, что надо дать дураку стражнику монету, но не сказала. Монеты нужно беречь.

Князь лежал на ложе в спальне, мучаясь болью в раненом колене, скрипя зубами и огрызаясь.