Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья

На кашкадарьинском оссуарии со сценой прибытия души в рай под троном бога, держащего жертвенник, помещены два барана. Горный баран — одна из инкарнаций Веретрагны, но здесь животные в отличие от опор зооморфных тронов не соприкасаются с ковром, на котором сидит бог. Между баранами — небольшой сосуд. Возможно, художник, создавая композицию, отчасти воспроизвел привычную схему трона, но изобразил не трон, а жертвенник животных. Конь, стоящий возле алтаря огня за спиной жреца, тоже помещен под фигурой сидящего божества, но явно не служит ему опорой. Вероятными остаются толкования, предложенные для миянкальских оссуариев А.Я. Борисовым — Атар (согд. Аш), т. е. Огонь, или Ф. Грене — Аша-Вахишта (один из Амеша-Спентов, покровитель огня). Последний вариант, пожалуй, наиболее соответствует деталям композиции кашкадарьинского оссуария. Светлый радостный рай Аша-Вахишты упомянут в Авесте (Ясна, LXVIII, 13), а с представлениями о рае, несомненно, связаны музыканты по сторонам бога. Само по себе это ничего не решает, поскольку небесные музыканты в живописи Пенджикента и Шахристана фланкируют и Нану, и бога на троне с конями, но на оссуарии есть и другие, видимо райские, атрибуты — чаша и ожерелье. В верхней части композиции, кроме бога с алтарем и двух музыкантов, есть еще три фигуры: это Ден — воплощение добрых деяний покойного в виде девушки, его душа в виде нагого ребенка и еще одно сидящее в царской позе мужское божество, которое вместе с Ден держит или, скорее, опускает перед душой преграду на пути в рай. Около сидящего бога клетчатая подушка, крытая той же тканью, что и сиденье бога с жертвенником. Это гах — почетное сидение, приготовленное в раю для почившего. Второй бог, который пускает в рай, — Рашн, судящий мертвых, или Срош, помощник Аша-Вахишта, помогающий душе достичь рая. В свободной руке каждого из двух богов — барсом (ритуальный пучок прутьев). Возможно, что предмет в руке Сроша не барсом, а дубинка, его атрибут.

Если все же принять вариант А.Я. Борисова, то два бога соответствуют Адуру (авест. Атар) и Срошу, которые, по среднеперсидскому сочинению «Арда Вираз Намаг», приветствовали «иранского Данте» Арда Вираза и сопровождали его по раю и аду (Gignoux, 1968). Едва ли эти двое — Митра и Рашну — судьи душ, поскольку тогда непонятен жертвенник огня в руке одного из них.

Конечно, штампованные рельефы оссуариев, предназначенные для массового тиражирования, не отражали столь же массовый обряд погребения. Жертвоприношение коня или вообще участие верхового коня в обряде было доступно только знатнейшим. В этих рельефах сказалось стремление рядовых согдийцев освоить, пусть даже только в имитациях и изображениях, то, что было достоянием знати. Согдийские художники, исходя из умозрительных идей и привычных элементов иконографии, смело создавали ранее невиданные сложные культовые композиции. При этом представления, отраженные согдийским искусством, не идентичны тем, которые зафиксированы в Авесте и в позднейшей зороастрийской литературе. Художники участвовали в процессе упорядочения идеологии быстро развивающегося Согда, они с помощью атрибутов и композиционных приемов стремились разъяснить широкой аудитории то, что бытовало не столько в виде писания (не случайно, что в текстах почти не представлена собственно согдийская религия), сколько в виде обрядов и неканонизированной устной традиции.

Неавестийские божества, демоны. Календарные обряды.