Средство от Алкивиада

- Не знаю. А что случилось? С тех пор как я посвятил себя искусству, я ищу одиночества и школьные события слабо доходят до моего сознания.

- Может, и доходят, но ты все тут же забываешь, ведь у тебя помрачение.

- Это тоже возможно, - ответил Вонтлуш. - Так в чем же дело?

- Сейчас мы не станем вдаваться в объяснения. Во всяком случае приводи кого угодно, но только не Шекспира.

- Я не могу привести кого угодно, потому что только Шекспир обязан мне по гроб жизни. Вы напрасно опасаетесь: Шекспир обязательно выполнит любое мое желание и сделает все, о чем я его попрошу. Он мне обещал.

- Хм… - хмыкнули мы.

- Я вижу, что вы мне не очень доверяете, -.сказал Вонтлуш, - так вот - прочтите.

С этими словами он вытащил из кармана бумажник, а из бумажника - фотографию солидных размеров.

- Можете посмотреть, - сказал он.

Фотография представляла нам нашего друга Шекспира в сандалиях на босу ногу и в коротенькой юбочке с перекинутым через плечо полотенцем. С вдохновенным лицом он держал в руках лютню.

На обороте была надпись:

Моему задушевному другу Вонтлушу Первому в доказательство моей признательности за спасение меня от рук грабителей. Никогда еще кулак не использовался во имя столь благородной цели… Мечтающий отплатить долг благодарности

Юлиуш Лепкий (в роли Орфея).

Мы с почтением посмотрели на Вонтлуша.

- А что это были за грабители? - спросил я.

- Вечерние грабители, - ответил Вонтлуш. - Шекспира, ради его актерского таланта, часто приглашают на различные вечера, «файфоклоки» и танцульки. Его успехи в обществе и особенно у девчонок вызывают зависть у некультурных элементов, в результате чего Шекспир часто подвергается нападениям и угрозам. Так вот, мне однажды удалось ликвидировать одно из серьезных покушений на его личную неприкосновенность, - откашлявшись, скромно пояснил Вонтлуш Первый.

- Это было очень благородно с твоей стороны, - кисло заметил Засемпа, - только ты зря рассчитываешь на помощь Шекспира. Артисты часто бросают слова на ветер.

- На этот счет вы можете быть спокойны, - уверенно сказал Вонтлуш. - Он ведь сам написал, что мечтает побыстрее уплатить долг благодарности, и еще сегодня утром справлялся, что бы он мог для меня сделать.

- Необыкновенный человек, - сказал я с некоторой горечью, - но нам все же кажется…

Вонтлуш уже не слушал. Махнув рукой, он побежал за Шекспиром. Я хотел было его удержать, но не успел я сделать и нескольких шагов, как он сам резко обернулся, так что мы столкнулись головами.

- Простите, друзья, - сказал Вонтлуш, держась за шишку на голове, - но вас, вероятно, поразил мой неожиданный уход или, вернее, возвращение с полпути, но дело в том, что я опять забыл. Маленькое помутнение рассудка.

- О чем ты забыл?

- Получить гонорар.

- А не рано ли ты его требуешь?

- Я не хотел бы этого делать в присутствии коллеги Лепкого. Это дело весьма деликатное. Кроме того, я побаиваюсь, что Лепкий был бы недоволен, что я торгую средством. Я скажу ему, что раскрыть секрет средства меня склонила сердечность, то есть сердечность, проявленная вами по отношению ко мне. Не кажется ли вам, что так будет лучше? Как-то более благородно и поэтично?

- Пожалуй, - ответил Засемла и, немного поколебавшись, вытащил кошелек и вручил Вонтлушу деньги в сумме сорока семи злотых и десяти грошей. - Только запомни: в случае, если Шекспир откажется раскрыть секрет средства или, что еще хуже, попытается отомстить нам, сумма подлежит возврату. Кроме того, тебе придется доплатить нам десять процентов за потерю времени и моральный ущерб. В случае же, если Шекспиру удастся отомстить и он нанесет нам телесные повреждения, 1ы уплатишь штраф в сумме одной сотни.

- Я, правда, не совсем понимаю, в чем тут дело, - сказал Вонтлуш, - но пускай будет по-вашему.

После такого заявления мы решили, что соглашение можно считать заключенным, и Вонтлуш побежал за Юлиушем Лепким.

Но не успел он скрыться, как нас начали одолевать сомнения в правильности нашего поступка, а главное, мы боялись встречи с Шекспиром.

- На чем мы строим наши планы? - обеспокоенно заметил Пендзель. - На бредовых мыслях экс-боксера, который настолько впал в кретинизм в результате удара в челюсть, что даже стал писать стихи.

- Погоди-ка, Чамча, - вдруг обратился ко мне Слабый, - а откуда ты сразу добыл столько рифм?

Я смутился.

- Я ведь тоже пишу стихи, - признался я стыдливо и вместе с тем мужественно.

- Ты? - поразился Слабый. - Тебя-то ведь никто не бил в челюсть?

- У тебя превратное представление об искусстве, - поморщился я. - Ты что, считаешь, что стихи могут писать только бывшие боксеры?

- Хватит! - вмешался взволнованный Засемпа. - Я вот боюсь, что этот поэт надул нас. Время идет, а его все нет.