Средство от Алкивиада

- Что вы смеетесь? - обиделся Вонтлуш. - Да знаете ли вы, во что нам обошлось создание и испытание средств? Вы думаете это легко? Мне лично это обошлось в дополнительный год учения.

- Лишний год? - удивились мы.

- Испытание средства - это полный самоотречения труд. Поэтому я и остался на второй год в десятом. А вы еще торгуетесь!

Нам стало стыдно.

- Послушай, Вонтлуш, - сказал Засемпа, - мы тебе, не таясь, откроем, как обстоят дела. У нас имеется всего сорок семь злотых и десять грошей.

- Что?! - У Вонтлуша глаза полезли на лоб. Мы думали, что он обозлится, но он только рассмеялся.

- Идите… - сказал он, - сматывайтесь поживее, иначе я лопну со смеху. Сорок семь злотых и десять грошей! За мое самоотречение, за муки второгодника!

Итак, все наши переговоры закончились бы полным крахом, если бы Засемпа не проявил вдруг удивительного присутствия духа.

- Погоди, Вонтлуш, - крикнул он, - если я не ошибаюсь, ты собирался продать нам полный комплект средств1

- Комплект средств? - смысл сказанного не сразу дошел до сознания Вонтлуша.

- Ну, я имею в виду средства от всех гогов, - спокойно пояснил Засемпа.

- А, конечно, - поддакнул Вонтлуш, - я собирался продать вам полный набор средств.

- А что бы ты сказал, если бы мы покупали их поштучно?

- Поштучно?

- Ну, скажем, так, сначала только одно средство. Например, от Жвачека.

- Это возможно, но не за сорок же семь злотых и десять грошей, - отрезал Вонтлуш. - Жвачек стоит, по меньшей мере, полторы сотни.

- А Дядя?

- Дядя столько же.

- Ты с ума сошел! Ведь ты собирался продать нам полный набор за три сотни, а теперь за одного хочешь по полторы сотни.

- Поштучно дороже, - невозмутимо заявил Вонтлуш. - Комплект всегда стоит дешевле.

- Ты отлично знаешь, что мы можем дать только сорок семь злотых и десять грошей.

- Тогда не о чем и разговаривать, - пожал плечами Вонтлуш. - За столь смехотворную сумму вы никакого средства не купите.

- Даже от Фарфали?

- Хо! Хо! От Фарфали? Фарфаля - это вам не кто-нибудь!

- Даже от пани Калино?

- Пани Калино стоит, по меньшей мере, в два раза больше. Остальные тоже.

- Значит, ни от кого?

- Ни от кого… То есть, - Вонтлуш заколебался и презрительно усмехнулся, - за эти деньги я, пожалуй, мог бы продать только средство от Алкивиада.

Мы молчали. Предложение было в равной степени и смешным и унизительным. Старый преподаватель истории Мисяк, кротко глядящий сквозь толстые стекла очков, в вечно помятом костюме, с опущенными плечами, с морщинистой лысиной, давно уже воспринимался нами как олицетворение гогической беспомощности и безответности.

Когда он начал у нас преподавать, мы уже в первые дни учебного года знали о нем все, кроме одного: откуда взялось его прозвище «Алкивиад» и что оно, собственно говоря, означает.

Из любопытства мы заглянули в энциклопедию. В соответствующей статье мы обнаружили изображение мужчины с модной прической и какой-то тряпкой (наверное, полотенцем), перекинутой через плечо. Лицо у него было набрякшее и небритое. Ниже мы прочли следующее:

«Алкивиад - афинский вождь в Древней Греции. Ученик Сократа. Способный, но очень легкомысленный. Изгнанный из Афин, он погиб от руки убийцы».

Сами понимаете, что нам это ничего не разъяснило. Такое прозвище никак не подходило к профессору Мисяку. И только одна фраза, произнесенная им на уроке истории, объяснила все. Возмущенный нашим общим и полным неведением, он добродушно обратил внимание Засемпы на то, что его может постичь судьба Алкивиада.

- Не воображайте, что вам достаточно быть моим учеником, чтобы набраться ума, - сказал он. - Алкивиад тоже был учеником Сократа и все же оставался легкомысленным и испорченным.

Мы поняли, что бедняга считает себя Сократом, но ученики со свойственным им обезьяньим упрямством окрестили его Алкивиадом именно потому, что он терпеть не мог этого мужа Древней Греции. Учитель, конечно, знал о своем прозвище и в глубине души чувствовал себя несчастным, но не подавал виду. Все знали, что наш Алкивиад умел владеть собой в любых, даже самых сложных жизненных обстоятельствах. Возможно, это свидетельство о его моральной силе, но мы были склонны, скорее, видеть в этом безразличие к делам современного мира. Как это ни странно, наши взгляды разделял Дир, считавший, что Алкивиад ошибся в выборе профессии. Призванием Алкивиада, по всеобщему мнению, была чисто кабинетная работа и философские раздумья.

Некоторые представляли его себе в роли антиквара или торговца древностями, но мы только улыбались, представляя себе эту картину. Алкивиад не мог бы торговать древностями, поскольку для этого необходима была бы хоть малая толика энергии и практичности, а этого у Алкивиада не было ни на грош.