- Тебе ведь не придется кричать, - ласково сказал он.
Деликатно выражаясь, я почувствовал себя несколько неловко. Но решил держать фасон.
- А что бы хотелось пану директору?
- Может, ты объяснишь коллегам, какое название носит каждая из сторон рынка и почему?
- С удовольствием, - сказал я. - Итак, дорогие коллеги, вы видите, что рынок имеет форму квадрата. Квадрат, подобно кругу, является фигурой геометрической. Вокруг квадрата можно описать круг, в квадрат можно и вписать круг. Здесь рядом даже находится уличка, под названием Кривой круг. Это указывает на то, что строители рынка намеревались описать вокруг этого квадрата круг, но все пошло у них вкось, поэтому они сделали только часть круга, а потом бросили его…
- Ближе к делу, Чамчара. Не кружи вокруг да около! - поморщился директор. - Тебе следует рассказывать о сторонах рынка.
- Слушаюсь, пан директор. Так вот, у рынка есть четыре стороны, и каждая из этих сторон имеет исторически оправданное название… Вот эта, у которой мы стоим, называется стороной Коллонтая, там - сторона Барса, там - Закржевского, а там - Декерта.
- Теперь, может, о Декерте…
- Сейчас, пан директор. Так вот, дорогие мои коллеги, Декерт - прошу не путать его с декретом, Так вот, Декрет, простите, Декерт был…
«Черт бы его побрал, - лихорадочно думал я, - кем же, собственно, был этот тип? Наверняка патриотом».
- Это, несомненно, был великий патриот, человек знаменитый и достойный… - произнес я вслух и запнулся. - Солидного роста, - добавил я еще по инерции, но больше уже ничего не мог произнести. Чувствовал, что влип. О королях бы я еще мог трепаться, но о Декерте? Я напрасно искал каких-нибудь ассоциаций в памяти!
В глазах Дира я опять заметил насмешку. Да, Дир - это старый гогический волк и прекрасно понимает, что я влип.
- Побольше деталей, Чамчара, - сказал он, рассматривая носок своего ботинка, - скажи пару слов об эпохе, об историческом фоне.
Господи, что делать?! Все еще никаких ассоциаций! Я повытаскивал из закоулков памяти все портреты знаменитых деятелей, картины Матейки и музейные экспонаты. Все напрасно. Этот Декерт был наверняка кем-то из эпохи Коллонтая. Следовательно, кунтуш, нет, скорее, камзол и парик. Из провалов памяти я вытащил на свет все эти розоватые и желтые, потрескавшиеся от времени лица, вылавливая их из черных и коричневых подливок, которыми их заливали тогдашние художники. Все напрасно! Ни одно из них не напоминало мне Декерта.
Я глянул на Алкивиада, но этот бедняга, по-видимому, ничуть не сознавал трагичности положения и беззаботным взором следил за голубями, воркующими на доме Барычков. А я все еще продолжал сидеть в луже, более того - уже начал впадать в легкую панику. Я уже хотел было сказать, что Декерт был знаменитым пиратом, но в последнюю минуту вдруг припомнил, что того пирата звали Дрейком, он был англичанин и состоял на службе у королевы Елизаветы. Да и откуда бы взяться пирату на старом и почтенном варшавском рынке? Боже мой, нужно взять себя в руки. Я уже готов нести какой-то бред.
На душе у меня сделалось очень грустно. Ох, нельзя учиться истории безболезненно, при помощи одних дрейфов. Обязательно найдется какая-нибудь фигура, какой-нибудь невызубренный пан Декерт, на котором ты обязательно поскользнешься и преспокойно усядешься в лужу.
А потом мне пришло в голову, что сон мой был символическим и пророческим. Ведь все это грустное сборище не что иное, как похороны. Хороним мы Алкивиада и самих себя. Вскоре Дир потеряет терпение, и мы, неся утраченные иллюзии, траурной черной процессией вернемся в школу.
И вдруг меня осенило. Эти слова напомнили мне что-то. Процессия… черная процессия! Есть! Вы знаете этот приятный спазм сердца, когда оно на мгновение приостановится, а потом ударит сильно и радостно, как будто маленький ядерный взрыв в мозговых клетках… Что-то вроде этого и произошло со мною.
- Черная Процессия, - повторил я вслух.
Я увидел процессию людей, одетых в черное. Они выходят из здания ратуши, которое в наши дни уже не сохранилось, и именно там, во главе их, я увидел Декерта. Они уселись в кареты. Кареты эти подъезжают к Замку. Когда же это было? Во время Четырехлетнего сейма 1788-1792 годов. А Четырехлетний сейм? Сейм этот должен был вывести Польшу из состояния упадка. Мы как-то дискутировали в классе на эту тему. Я начал припоминать все более подробно…
Происходило это уже после многих дрейфов, когда все труднее было найти удобную тему. И вот мы решили выложить на стол упадок Республики.
Вопрос этот волновал нас уже давно. Я помнил, как трудно было понять, почему Речь Посполита, которая еще в 1683 году разбивала турок под Веной, по прошествии тридцати лет стала настолько слабой, что царь диктовал ей, сколько она может содержать войска.