- Ты вздрогнул, Чамчара. Ты чем-то взволнован, мой мальчик. Возможно, ты вообразил, будто я сейчас намекнул на Пуническую войну, которую я веду с пани Калино за зал на втором этаже, аннексированный жалкими географами. О нет, не бойся! Ганнибал в юбке не сможет победить! Если я чего и опасаюсь, то только того, что паду жертвой «supplicium rotae» сиречь - колесования. Как тебе известно, во времена средневековья это была самая распространенная пытка. Несчастную жертву привязывали к колесу… Пытка эта, правда, в более утонченном виде сохранилась и до наших дней. Я предчувствую, что меня ожидает именно такой конец. С той только разницей, что меня будут привязывать ко многим колесам и кружкам одновременно, поскольку в старших классах организованы два новых кружка историков. Юноши эти настроены весьма агрессивно. Они решили пересмотреть некоторые традиционные взгляды. И, видишь ли, Чамчара, я трепещу от страха. Пересмотр традиций, перелицовка их - вещь опасная, не все можно перелицовывать. Но разве можно гасить научный огонь в молодых сердцах? Это было бы очень жестоко. Это все равно что ломать ветви на цветущей яблоне.
Алкивиад наконец поднял голову от тетрадей и с пером в руке, так и застывшим в воздухе, загляделся на цветущий сад.
Я смотрел на него с сочувствием. Несчастный даже не подозревал, что через минуту все его спокойствие будет уничтожено более основательно, чем Карфаген.
- Я очень сожалею, - сказал я, - но дело здесь вовсе не в каком-нибудь нарушении или отклонении с вашей стороны, пан учитель.
- А в чем же дело?
- Просто в связи с сегодняшней экскурсией я хотел бы…
- Понимаю. Ты хотел бы предложить свой маршрут.
- Нет, я, скорее, хотел бы кое-что объяснить… - Я опять запнулся…
- Какие-нибудь неясности?
- Здесь, скорее, ошибка.
- Что-нибудь не получается? Какие-то трудности?
- Назовем это беспокойством..
- Беспокойство перед экскурсией?
- Да.
- Научное беспокойство - это процесс творческий, - спокойно заметил Алкивиад.
- Я боюсь, что наше беспокойство не носит научного характера.
- Следовательно, беспокойная совесть?
- Это можно назвать и так. Дело в том… - Я откашлялся. - Я не хотел бы, чтобы вы, пан учитель, меня неправильно поняли и подумали о нас плохо… Дело в том, что мы в самом начале учебного года предприняли некоторые тактические маневры.
- Тактику очень высоко ценили уже в древности.
- Совершенно верно, пан учитель, так вот мы как раз и исходили из тактических соображений.
Кто-то постучал в двери учительской.
- Посмотри, кто там, и скажи, чтобы мне не мешали, - сказал Алкивиад.
Я пошел в учительскую, открыл двери и оказался лицом к лицу с Засемпой, Пендзелькевичем и Слабым.
Мне сделалось плохо. Все они смотрели на меня враждебно.
- Вот он! - проворчал Пендзель. - Значит, он все-таки здесь!
- Я подозревал, что он способен это сделать! - Слабый даже засопел от возмущения. - Все на нас сваливает!
- Хочешь за наш счет выйти чистеньким перед Алкивиадом? - прошипел Засемпа. - Значит, так? Когда я был у тебя, ты всячески выкручивался!… А сам потихоньку… Ты же предатель! Жулик!
- Чамча всегда был двуличным, - сказал Слабый.
- Я вам все объясню, - простонал я, - только дайте мне хоть слово сказать! Я решил пожертвовать собой. Мне не хотелось вас впутывать, и я решил, что сам все утрясу.
- Ты подло врешь, Чамча! Сегодня утром ты проявил полное отсутствие человеческих чувств, показал свой отвратительный моральный облик!
Не обращая внимания на мои протесты, они ворвались в кабинет.
- Пан учитель, - вопили они, - что здесь делал Чамча?
- Чамчара пришел сюда донимать меня.
- Он… он уже сказал вам?
- Кое-что.
- Вы ему не верьте, пан учитель! Мы не имели в виду ничего плохого. Мы исходили исключительно из тактических соображений, - брякнул Засемпа, поглядывая на меня исподлобья.
- Дипломатических, - добавил Пендзель.
- Гигиенических, - добавил Слабый.
- То же самое говорил и Чамчара, - растроганно вздохнул Алкивиад, возвращаясь к своим тетрадям. - Но я так толком и не пойму, что вам нужно.
- Дело в том… собственно говоря, дело в том, что… - начал было Засемпа и запнулся.
- Видишь, пижон, ты уже заткнулся, - прошептал я, оттаскивая Засемпу за рукав назад. - Нечего вам было и соваться сюда, я бы все сам утряс.
- Все рассказал бы? По-честному? - Он все еще колебался, глядя на меня.
- В таком положении Алкивиада может спасти только наше признание. Иначе он, как несмышленый младенец, шагнет в пропасть.
- А когда я хотел сегодня утром с тобой как раз об этом потолковать, ты вообще не хотел разговаривать, валял дурака и проявлял моральное разложение.
- Это правда. Я проявил моральную слабость потому, что не хотел, чтобы вы приперлись сюда и морочили голову Алкивиаду. Это претит моему взыскательному слуху. К тому же необходимо обладать хоть небольшими политическими способностями и дипломатическим тактом, на которые боженька для вас поскупился.
- Это что еще за диспуты? - встревожился наконец Алкивиад.
- Мы как раз разрабатываем линию поведения, пан учитель, - ответил я.
- И долго это будет продолжаться?