Средство против шарлатана

— Для меня и этого было довольно, — ответил Моссе. — Слишком уж он походил на мертвеца, восставшего из могилы.

— А потом я пошел вниз переброситься парой слов с мамой, — продолжал Даниил, не обращая внимания на слова отца.

— Ну и ну, — пробормотал Исаак. — А что он ел и пил? Что-нибудь из того, что ему принесли?

— Немного, — ответил Даниил. — Служанка принесла нам кувшин мятного чая и свежеиспеченную буханку хлеба. Он съел немного хлеба и выпил чая.

Моссе ахнул и ударил кулаком по дверному косяку.

— Это была не моя буханка. Никогда не говори, что он умер от моего хлеба! — пронзительно крикнул он. — Ты погубишь меня. Мой хлеб убил моего собственного сына? Нет! Идемте со мной, когда я буду покупать зерно и молоть его. Приведите с собой, кого хотите. Вы увидите, что Моссе-пекарь никогда не покупает плохое зерно. — Он схватил Исаака за плечо и встряхнул. — Я тщательно проверяю каждый мешок. Я могу отыскать зернышко плевела среди десятков тысяч зерен кукурузы. Я сам отношу зерно на мельницу и глаз с него не спускаю, пока мука снова не окажется в моей лавке. Еще ни разу никто не отравился моим хлебом.

— Папа, никто ведь не говорит, что Аарон отравился хлебом. В конце концов я ведь тоже ел эту буханку и съел намного больше, чем он, поскольку всю ночь не спал и очень проголодался. И я пил из кувшина. Уверяю тебя, я себя превосходно чувствую. Нет, дело не в хлебе.

— Сомневаюсь, что это было отравление хлебом, — подтвердил Исаак.

— Если я здесь не нужен, — сказал Моссе, — пойду к печам.

— Папа, Аарон умер! — напомнил Даниил. — Ты мог бы задержаться на минутку, чтобы поговорить с врачом.

— Печи раскалены, — продолжал Моссе. — Сгоревший хлеб не вернешь. Завтра будет довольно времени, чтобы скорбеть. — Он развернулся и пошел по коридору к тускло освещенной лестнице.

Исаак ждал, пока Моссе спустится вниз.

— А теперь, Даниил, расскажи мне, как умер Аарон. Я бы не стал тебя спрашивать, если бы не считал это важным.

— Как я уже говорил, господин Исаак, я на какое-то время отлучился из комнаты, чтобы поговорить с матерью и Сарой. Потом папа ушел, а я вернулся. Аарон встал с постели и расхаживал по комнате, как больной зверь, выкрикивал что-то странное, бессвязное, чего я не мог понять. Потом он попятился к постели и прикрыл глаза. Он схватил меня за руку, до боли сжал и произнес: «Посмотри на это. Вон там. Оно пришло за нами». Его лицо было серым, по нему градом катился пот. Его грудь начала подниматься, как будто его вот-вот стошнит, но ничего не вышло, он пронзительно крикнул мне, чтобы я не позволил кому-то поймать его, и рухнул на постель. Мать услышала шум и вбежала в комнату. Ноги и руки Аарона дергались, он издавал странные звуки, потом его тело свело судорогой, — в таком состоянии он и сейчас, — и он умер.

— Рахиль, — обратился к дочери Исаак, — опиши мне его поподробнее.

Рахиль начала с макушки головы.

— Голова повернута под причудливым углом, папа…

— Я уже проверил положение его тела, дитя, — проворчал отец. — И его плоть окоченела, если учесть то, как он умер. И еще я чувствую странный запах съеденного или выпитого им. Юсуф, посмотри, не найдешь ли какой-нибудь склянки, чаши или другой емкости. Рахиль, мне нужен цвет. Мне нужно то, чего не могут ощутить мои пальцы. Ты это знаешь.

— Да, папа. Но сказать почти нечего. Его кожа очень бледная или скорее серая. Желтухи нет, кровь не прилила к коже, вокруг губ синевы тоже нет. Даже глаза не покраснели и не пожелтели. На руках и ногах у него синяки, но выглядят они старыми. На кисти руки след от ожога.

— Наверное, от печей, — пояснил Даниил. — Стоит на минуту зазеваться и обожжешься.

— Я ничего не могу найти, господин, — сказал Юсуф. — Кроме еще влажного полотенца. На нем желтоватое пятно.

— На влажной части?

— Да, господин.

— Я заберу его. Что ж, больше мы ничего не можем сделать, — сказал Исаак. — У меня много подозрений, но они принесут мало утешения твоим скорбящим родителям и тебе, Даниил.

— Я провожу вас, господин, — ответил Даниил, — а они пока обмоют и приготовят тело.

Когда они все очутились на узкой улочке, Даниил повернулся к врачу. — Мне не хотелось говорить этого в доме, господин Исаак, но в последние дни моего брата мучили видения и ужасные кошмары. Он приходил ко мне страшно удрученный.

— Сколько это продолжалось?

— Не знаю. Думаю, недолго. Возможно, две недели. Или три.

— Твой отец тоже заметил что-то неладное, — сказал врач. — Он советовался со мной по этому поводу.

— Думаю, Аарон потерял рассудок, господин Исаак, — ответил юноша. — Его мучили бред и кошмары, не всегда, конечно, но время от времени. В приступе помешательства он мог что-нибудь съесть.

— Ты полагаешь, он сам лишил себя жизни?

— Не намеренно. Я думаю, он съел или выпил какое-то ядовитое вещество, приняв его за полезное.

— Были ли у него приступы тоски? Он был несчастлив?