Разговоры стихли. Ожидание придавило соискателей. Наконец с листком в руке вышла доцент Усатова. Острым безжизненным профилем доцент напоминала сушеную рыбу.
— Внимание, — сказала доцент, — те, кого я сейчас назову, зачислены на спецфакультет. Иногородние могут ехать и оформляться в общежитие по адресу метро Спортивная, Усачева 62. Завтра в девять — на лекции. Расписание вывесим. Зачитываю.
Пошли имена, фамилии, отчества. Слава особо не вслушивался. Читали вроде бы по алфавиту. Аааев блабла блаблаевич, вававава…ина оовна, дооова…яна ииевна… И вдруг. Сафронова, Наталья Алексеевна, Ткачев, Сергей Владимирович…
Эй! Подождите! — закричал кто-то в голове у Славы. — Какая Сафронова? При чем тут Сергей Владимирович? А где я?! Он представил, как едет в метро на Казанский вокзал. Выстаивает очередь за билетом. Затем тащится в рюмочную. Нет, сначала рюмочная, а потом очередь… Не позвонил дядя Гера, сволочь.
… и Смирнов Вячеслав Николаевич. Поздравляю. — Усатова опустила лист. — У кого есть вопросы, обращайтесь в деканат.
Слава вышел на улицу, закурил. Над головой легонько хрустнуло, будто сломалась ветка. Пространство чуть сдвинулось и встало на место. Началась вторая из трех его жизней. Самая лучшая.
Когда-то я работал в центре города, недалеко от большого зоомагазина, и привык ходить туда в обеденный перерыв — смотреть нa зверей. Я люблю зверей, особенно некрупных и меховых: кошек, собачек, зайцев. Морских свинок — не очень. Их пронырливый облик как-то настораживает.
Вскоре со мной начали здороваться продавцы. Затем — клерки из соседних контор, такие же как я любители халявной фауны. Хозяева магазина отличались гуманизмом, то есть качеством, совершенно необходимым для этого бизнеса. Звери жили в чистых, просторных вольерах со всеми удобствами — тренажерами для лазания и разминки когтей, уголками отдыха и прочими модными прибамбасами. По магазину свободно перемещалась чета упитанных лопоухих зайцев. Иногда, если вблизи не было детей, они разрешали себя потрогать. B центральной витрине неизменно дрых полосатый котище размером со среднюю собаку. Когда он потягивался или зевал, движениe прохожих на улице сбивалось с ритма.
Однажды в магазине появились два белых ангорских кролика. Это были ослепительные красавцы — их длинный, тонкий мех светился изнутри. Они были похожи на ангелов. А еще — на маленьких овечек. Вся эта история, если я не сказал, происходила в Новой Зеландии, где на десять миллионов человек приходится сорок миллионов овец и баранов. Неудивительно, что от долгих лет такого неравновесия многие живые существа в этой стране, включая людей, стали слегка напоминать баранов. Задумчивoсть какая-то утвердилась на лицах. Как съязвил Михаил Веллер, «одни бараны пасут других». Со временем, даже в своей физиономии я начал замечать подозрительные изменения.
Нет, зря я смеюсь над Новой Зеландией. Все-таки она дала нам вид на жительство и пособие. На него можно было худо-бедно питаться и снимать комнату в общежитии Армии Спасения. Соседи, правда, были те еще. Помню, на первый велфор купили мы свежей рыбы. Положили в коммунальный холодильник. Через полчаса вернулись — рыбы нет. И на кухне ее никто не готовил. Либо в комнате зажарили, либо сырьем сожрали, гады. Тогда же мне пришлось на время бросить вредные привычки, и это был главный стимул в поисках работы. Кроме того, нас почти сразу определили на курсы английского языка. Где я с удивлением обнаружил, что половина слов, которым меня выучили на ин. язе, произносится не так. А вторая не употребляется вовсе. Утром мы подолгу бегали трусцой, заодно исследуя окрестности. Многие встречные улыбались нам, некоторые говорили «morning». Для меня это не было культурным шоком. До Зеландии я около года жил в Мюнхене. Раз толкнул кого-то неслабо в метро, а он говорит «entshuldigung»…
В частных двориках, за низкими оградами сидели кошки. Кошки тоже улыбались, но отзывались только на «пус» и никогда на «кис». Даже они соображали по-английски лучше нас. В Зеландии я впервые в жизни увидел добродушного, общительного бультерьера. Мы с женой гуляли по пляжу, когда буль с палочкой в зубах приблизился к нам. Он положил трофей у наших ног и отступил на шаг, виляя тем местом, где должен быть хвост. Мы, помнившие эту породу по Москве, замерли. Тогда псина переместила палочку чуть ближе к нам и посмотрела снизу вверх — озадаченно. Наконец, жена взяла палочку и бросила в сторону океана. Счастливый буль устремился за ней, забавно подпрыгивая на кривых ногах. «Ты заметил, что он смотрел на нас как на идиотов?» — спросила жена… В довершении всего, благодаря новому гражданству мы с удовольствием ощутили, что такое «к одним паспортам — улыбка у рта». Кстати, эта фраза всегда казалась мне косноязычной. Ho — вернемся к нашим баранам. То есть, к ангорским кроликам.