— В смысле шершавые. Опохмеляться начинали с утра, на перекуре. Две поллитры на бригаду. Где-то им по сотке выходило на лицо. Луком заедят, курнут — воняют как циклопы. И блиц турнир в дурака. Больше секунды думаешь — проиграл.
Помню юмориста одного, Колёк звали. Сидел напротив входной двери. Другим из-за шкафов не видно, кто зашел в бытовку. Дверь открывается, Колёк: здравствуйте, Виктор Иваныч! Виктор Иваныч — это директор. Ну мужики шугаются слегка. Водку — под лавку, стакан — в карман. А там свой. От, бляха! Опять развёл, сукин кот.
Дальше как в притче. Однажды реально явился директор. Такое раз в году бывает. Здравствуйте, Виктор Иваныч! — орет Колёк. Никому даже не смешно. И входит квадратное пальто в норковой шапке. Все малость зависают, особенно Лёха, напарник Колька. У него как раз доза в руке. Пьёте? — каменеет директор. Лёха сориентировался в момент. Закинул сотку — хоть бы одна морщина дрогнула. И наполняет стакан водой из графина: хотите, Виктор Ивыныч? Я потом на вожатской практике исполнил этот трюк. Дверь не закрыли, а тут начальство с проверкой… В общем, оживленный коллектив.
— Гоняли тебя работяги?
— Не особо. Молодой — на погрузку, молодой — на конвейер… Выпить не предлагали где-то до зимы. Мы тогда с Кольком и Лёхой накидали по-левому машину обрезков. С прицепом — червонец. Я по возрасту заканчивал в четыре. Ну беги, молодой, возьмешь две «Столичных». Только не спались. Перед вахтой сунул бутылки под ремень. Сверху телогрейка — не заметно. Прошел. И упираюсь в начальницу цеха.
— Слава, ты еще здесь?
— Да забыл одну вещь…
— Какую вещь? — хвать меня за телогрейку.
Я увернулся. Одна бутылка прыгает в снег. Она её — цоп. А другая скользит по штанине до валенка.
— Кому нёс?
— Никому.
— Ладно, кому нёс, тот сам ко мне придёт.
Захожу в цех.
— Принёс? А где вторая?
— Петровна отняла.
— Как отняла??
И понеслось:
— Ты каким мизинцем деланный?!
— Раззява!
— Что ей насвистел?
— Ничего, — говорю, — мужики, я завтра поставлю…
— Скажи еще, через месяц!
— Ладно, замяли, — Колёк угомонился первым. — Я схожу к ней. Давай, наливай.
На холме из опилок уложили поллитру минуты за две. Сто семьдесят граммов на брата, как точно заметил поэт. Я столько залпом до того не пил. Да и потом — редко. Колёк ушел к начальнице, мы с Лёхой закурили. И тут меня, брат, отпустило по-взрослому.
— Ага.
— Что ага? Не то, что ты подумал. Я их не боялся. Досадно просто было за косяк…
Дверь из мутного стекла бесшумно отворилась. Возникла нестарая дама в розовых микки-маусах. Уютные шлепанцы. Пакеты с мусором. Типичная Эдита Пьеха, — подумалось Славику. — Сейчас затянет с акцентом «На тьебе сашо-олся кли-инам бьелый све-ет…».
— Это что еще такое? — произнесла брезгливо дама, — Только недавно сменили домофон. И опять устроили бордель. Ну-ка марш отсюда!
— Ошибаетесь, мадам, — грустно улыбнулся Славик, — бордель — это нечто совсем другое. Это такое место, где…
— Где вы, должно быть, начали карьеру, — Фомин знающе подмигнул.
— Не хами бабушке, — Славик укоризненно качнул головой. — Возможно, она там закончила карьеру. Большая разница, не правда ли, мадам? А у нас тут просто… легкий завтрак на траве.
— Пикник на обочине.
— Человек в пейзаже.
— Но вскоре он исчезнет без следа…
— Садитесь, мать, прошу, вот в это кресло. — Фомин встал, уступая место на подоконнике.
Дама попятилась.
— Какая я тебе мать, алкоголик чёртов?! Сейчас милиция разберется, кто из нас исчезнет без следа!
И быстро удалилась, нe выбросив пакетов. Где-то чвакнула дверь. Остатки трапезы скользнули в люк. За ними с веселым грохотом погнались бутылки. Бамс-бэмс! Дыдых! Хряпс! Друзья поспешили на волю.
Кончился дождь он же туман. Изношенное до лохмотьев небо оголило синеву. Повеселели лужи. Воздух наполнился обещаниями. Вдалеке, бренча, появился трамвай.
— Куда? — уточнил Славик.
— Ко мне. Надо закрепить успех. Купим легкого пшеничного вина. И на десерт чего-нибудь фруктового.
— Минтая из спинки?
— Во. Заслушаем «Pink Floyd» на виниле. И — к девчонкам.
— Что за девчонки?
Лицо Фомина озарилось снисходительной ухмылкой.
— Вчерашние! Вчерашние, сынок! Я у Ольги адрес взял.
— Далеко?
— Общежитие педа на Антонова-Овсеенко.
— Педа? — Славик ощутил подвох. — Факультет не спросил?
— Филологический. Третий курс.
— Уупс…
— Ага. Но предупредили: о литературе — ни слова!
Сергей, мой троюродный брат, — человек отважный. Сейчас объясню. На исходе девяностых он унаследовал папину строительную компанию. Затем расширил бизнес — купил два ресторана и похоронное бюро. Сравнительно небогатым юношей брат полюбил рестораны, особенно где варьете. Посещать их тогда удавалось реже, чем хотелось бы. В смысле не каждый день. Потому, наверное, и купил. Устроил себе коммунизм в отдельно взятых помещениях. Ешь, пей до упаду, танцорки — все твои. И бесплатно.
А ритуальные услуги… тут, видимо, юмор фаталиста.