Срезающий время (СИ)

На шестые сутки пути, когда полуденный зной уже начинал терять свою состоятельность, мы оказались на перепутье. Перебраться через речку, сэкономить время и не лишиться при этом средства передвижения, можно было двумя способами. Казалась бы обычная для наших дорог ситуация: там, где не опасаясь разлива в половодье, можно было укрепить русло реки и навести небольшой мостик, этого никогда не происходит. Вот что этому мешает? Как потом выясняется, только людской фактор. Простое на первый взгляд решение имеет кучу противоречий, в первую очередь финансового характера, тем более что в данном случае существовала странная альтернатива. Заключалась она в следующем: дорога поворачивала вдоль реки на шесть вёрст к постоялому двору, где осуществлялась паромная переправа; и буквально где-то рядом, в трёхстах шагах вниз или вверх по течению присутствовал брод. Странность же заключалась в том, что брод этот нигде не обозначался, более того, искусно маскировался местными жителями и лишь за небольшую мзду осуществлялся провод. Выигрыш для гужевого транспорта почти в двенадцать вёрст — это четверть дня пути, а для всяких "залётных" — добро пожаловать в гостиницу и не забудьте поддержать местный перевозочный бизнес. Я бы покатил на постоялый двор, так как в дороге надо выбирать наезженный маршрут (как в современной России, предпочтительнее передвигаться по платным дорогам без замаскированных камер и знаков "40"), но в Полушкине что-то восстало. Буквально за полчаса, пока лошадки мирно пощипывали травку, поручик провёл рекогносцировку, обнаружил мало использованную дорожку, с помощью вооружённого шестом Тимофея нашёл место переправы и уговорил меня идти напрямик. Но и здесь не обошлось без навязчивого сервиса. Едва мы подкатили к воде, как на противоположном берегу объявился отряд из трёх всадников одетых в партикулярное платье, но любой букмекер поставил бы десять к одному, что мундир ещё несколько дней назад покрывал их плечи. И дело вовсе не в форменных походных рейтузах, присутствующих на наездниках. Стиль одежды "милитари" был популярен давно. И не в свисающих с сёдел кавалерийских карабинах. Оружие многие могли носить. Достаточно просто представить наличие кивера на головах и всё станет на свои места: если сидит ладно, — то перед вами военный.

— Далеко ли собрались, месье? — крикнул нам один из них.

— На тот берег! — прокричал я в ответ.

— Не выйдет.

— Что же нам помешает?

— Прямо передо мной, в двух аршинах от бережка находится омут. Поэтому, если вы собрались напрямик, то погубите лошадей, карету и себя.

— Вот как? — посмотрев на Полушкина.

— Да, у берега Тимофей не проверял, — как бы извиняясь, прошептал Иван Иванович.

Троица всадников наверняка ждала вопросов от нас: "Как же быть? А как лучше? А где можно?"; но они от нас не последовали и после некоторой паузы в нашем общении прозвучало:

— Держите путь наискосок, к берёзе. Дерево должно быть чётко промеж лошадей.

Так мы познакомились с гусарами: двумя юнкерами и корнетом из еврейских дворян. Да, да я не ошибся. Ефим Павлович Лунич был из них. А уж кто придумал этот обходной путь, сомнений у меня не вызывало. Во всяком случае, обиды мы не таили: всякий зарабатывает, как умеет.

В итоге, по дороге к деревне мы следовали уже вместе и как-то между произвольным рассказом о себе, Ефим Павлович объяснил свой агрессивный настрой. Соседский помещик специально высылал к броду мальчишек, дабы те за копейку указывали место переправы, тем самым лишая паромщиков заработка и как следствие прибыли самого Лунича. Так что прибыл корнет в именье своей жены уволенный в отпуск как бы на излечение вместе с однополчанами, да наводит потихоньку порядок: то засеку на берегу соорудит, то ложную колею сотворит, дабы телеги шли на глубину. В общем, сильно напоминал мне одного ресторатора, хапнувшего ресторан в пешеходной зоне и пытавшегося обеспечить проезд автомобилям. Тот тоже боролся, мелко пакостничая.

Более мы нигде не задерживались. План маршрута хоть и подвергался каждодневным изменениям, они, к счастью, не были существенны. В пути мы проводили утро и весь день, а ближе к шести вечера вставали на ночлег. Чаще всего, просились на постой, случались и меблированные комнаты при трактирах, а иногда и на свежем воздухе. Замечу, это были самые спокойные и приятные вечера. Полушкин потом признался, что чувствовал себя неуютно, боясь предложить мне ночевать под открытым небом, а после, когда увидел у меня компактную палатку с раскладным столиком и стульчиками, признал во мне нормального человека.