Торжественный покой, воцарявшийся над этим лугом в полуденные часы, когда одинокие дубы, рассеянные тут и там в солнечном сиянии, отбрасывали тень на луговую зелень; низкорослый кустарник, за которым совсем рядом слышалось журчанье падающей воды; уютный лес на другом берегу и птицы. Множество птиц: иволга, синица, лесной конёк, овсянка, поползень, щегол. Их сотни, и каждая выражает себя щебетанием, клёкотом и стрекотанием. И эта призрачная граница между тишиной и покоем и взрывом живой природы буквально в шаге. Шажок, другой и ты погружаешься в какофонию звуков. Назад — и снова тишина. Загадка: ветер и вода творят и не такое. И пока местные мальчишки купали лошадей в речке Упе, а две молоденькие крестьянки развешивали прополосканное бельё, у нас с Полушкиным случился разговор о завтрашних планах.
— Иван Иванович, — разливая в рюмочки напиток, начал я беседу, — поутру в Тулу въезжаем. Вы хоть представляете к кому с вашим штуцером обращаться?
— Есть один адресок, — поручик закусил выпитое, и не до конца прожевав, продолжил, — вернее только фамилия. Мастера Гольтяковы, с полсотни лет берут подряды на курковые механизмы и делают ружья с пистолями на заказ. Одно время весьма ненадёжные пружины изготавливали. Иван Матвеевич, как-то однажды рекламацию на их изделия составлял. Так к нам в полк потом один из этих мастеровых приезжал и Бранд ему в зубы двинул, за дело, кстати.
— Оружейника, — переспросил я, — в зубы?
— Да если бы не он, сами бы офицеры на куски порубали. Из пяти десятков ружей лишь два стрелять могло.
— Если сталь с раковинами, то да… до беды недалеко, а если закалка неверная, то это уже вредительство.
— Так и Иван Матвеевич о том же говорил. Неделю пружины какой-то краской мазал и пудрой посыпал, а потом прямо в харю этому Гольтякову и по зубам.
— Хм… может, обращаться к этому оружейнику не самая удачная мысль?
— А нетуть больше знакомцев, — развёл руками Полушкин. — По крайней мере, Бранд тогда оружейника от смерти спас, и подсказал ему, как бельгийцы в свинцовой ванне пружины калят. Стало быть, должок остался.
Всероссийская кузница оружейников, самоваров и пряников встретила нас с улыбкой. Ночью прошёл дождь и теперь в лужицах отражались солнечные блики, отчего тульчане вынуждены были щуриться, и казалось, что они просто улыбаются. На самом же деле, это вовсе не улыбки, на лицах людей из этих мест рано появляются морщины, поскольку работая в плохо освещённых помещениях зрение слабеет, и привычка жмуриться становится необходимостью. А солнечные "зайчики"… жаль, но лучше пусть они улыбаются.
Расспросив дворника, носителя длинного фартука и шикарной шляпы-грешневки, мы обнаружили, что остановились практически у нужного Полушкину места. Гривенник, к моему недоумению, не только не разговорил служителя метлы, наоборот, насторожил его. И лишь убедившись, что люди мы серьёзные, приехали по делу, помог представить картину целиком и побежал докладывать о гостях. За то время, прошедшее с неприятного инцидента, Гольтяков продолжал семейный бизнес. Дела шли с переменным успехом, но если бы случилось IPO, акции я бы брать не стал. Принцип: всё делать, как предыдущее поколение, — хорош, если средства производства идут в ногу со временем. Мастер, к сожалению, понимать этого не хотел. В остальном же, всё было, как и у других: дом, мастерские, хозяйство, обязательные отчисления на плотину и участие в жизни города. И если про мастерскую Гольтякова, спрятанную за фасадом деревянного, в два этажа дома можно было сказать: каторга, то за место, где "каторжане" жили, стоило рассказать подробнее.