Позже Сева был помощником фармацевта, чему удивилась не только тетка, но и все знавшие его. Здесь требуется сделать маленькое пояснение. Быть фармацевтом нельзя без специального образования, а помощником — можно. Помогал Сева плохо, и вскоре он был уже не помощником, а осветителем на кинокорпункте. Он светил вовсю, но вдруг поспорил с режиссером на творческие темы — и ушел контролером на троллейбус. Полгода поскучав в должности замзава рекламно-информационного бюро, он решил еще раз вернуться к романтическим профессиям.
Его поступление на работу напоминало старый одесский анекдот. Он ходил по причалам и спрашивал у капитанов:
— Шеф-повар первой руки вам не требуется?
— Нет!
— А второй штурман?
— Нет.
— А матрос первого класса?
— Укомплектованы полностью.
В анекдоте босяк после подобного диалога говорит капитану: «Имеете счастье, что к вам-таки никто не требуется. А то бы я вам наработал!» Но Сева тем и отличался от портового босяка, что был среднеобразованным человеком. По небольшой протекции его направили на туристический пароход массовиком-баянистом. От баяна Сева на всякий случай отказался, уверив начальство, что его помощница — гитара.
Целую навигацию просветитель, гид и организатор массового отдыха трудящихся преуспевал. Он покорял добродушных туристов ослепительной улыбкой, спортивной выправкой и разнообразными знаниями. Улыбка не подлежала ревизии, веселый нрав — тоже, а что он там мелет всепрощающим туристам — никто не контролировал. Разъезжая по городам и наскоро изучив путеводители, Сева нес потрясающую чепуху, умело вставленную в позолоченную раму достоверности.
В свободное время гид-просветитель содействовал Министерству торговли в установлении стабильных товаропотоков и выполнении плана товарооборота — если не по валу, то по ассортименту. В Горький он вез недостающую там воблу, а в Астрахань — картофель. В Казани его внимание привлекли дамские сапоги, а в Балашове — семечки. В Саратов можно было везти все. Этот город тем и славен, что он стоит не на Верхней Волге и не на Нижней, и поэтому пути стабильных товаропотоков зачастую минуют его.
Всю навигацию Сева Булочка учил туристов плясать польку-енку, надевал им на головы мешки и заставлял резать яблоки на нитках, водил хороводы, разучивал всем известные песни и делал все то, что делают все массовики-затейники со времен Очакова и покорения Крыма.
Великий злонасмешник, дедушка Крылов, прикинувшийся баснописцем, заметил в одной басне про стрекозу, что не успела она оглянуться, как зима катит в глаза. Когда зима замаячила на горизонте, гид-затейник, пошвырявшись в блокноте, как в кошельке, выбрал из множества женских и девичьих адресов наиболее подходящий и поехал погостить по приглашению к одной туристке-одиночке. У нее Сева и призадержался до следующей весны. Покидая гостеприимную хозяйку, по щекам которой струились ручьи слез, Сева так и не догадался, что всю зиму он пребывал в должности альфонса, что, впрочем, не учитывается в трудовых книжках.
Прежде чем вступить на стезю агента госстраха, жизнерадостный Булочка побывал еще на нескольких должностях, но, как говорится, не прижился. В последний раз его вышибли из авторитетной конторы за потерю бдительности. Он подсунул на подпись начальнику бумажку, в которой вместо слова «министерство» было напечатано «министерства». Это очень не понравилось ответственному лицу, и Сева с грустью прочитал еще один приказ о собственном увольнении.
Если читатель уже чувствует некую антипатию к нашему герою, то автор напоминает известные слова предусмотрительного Гоголя, который еще в прошлом столетии писал: «Очень сомнительно, чтобы избранный нами герой понравился читателям… А добродетельный человек все-таки не взят в герои. И можно даже сказать, почему не взят. Потому, что пора, наконец, дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается в устах слово «добродетельный» человек; потому что обратили в рабочую лошадь добродетельного человека и нет писателя, который бы не ездил на нем… Потому что не уважают добродетельного человека. Нет, пора, наконец, припречь и подлеца. Итак, припряжем подлеца!»
Даже при всех симпатиях к классику автор не позволит нашему герою скупать мертвые души и вовремя покарает его с помощью добродетельных же героев. А теперь для сохранения сюжетной стройности повествования проследуем в следующую главу.
Глава четвертая
По утрам, когда хорошо выдрыхнувшиеся на ковриках собаки вытаскивают на прогулку своих заспанных хозяев, дворняги, ночующие где попало, уже успевают сделать множество насущно важных дел. Кроме утреннего туалета, состоящего из вечной борьбы с блохами, отведав метлы дворника и сорвав зло на таких же бездомных кошках, они начинают вечный поиск хлеба насущного.
Нынче хлеб лежит под ногами. Зажиточные хозяева породистых собак, не зная или забыв его цену, вываливают в мусорники не только ржаные ковриги, но и прокисшие торты вместе с коробками. Ан ведь собака пошла не та: что ей торт «Сказка»? Ей подай мосол, рульку от окорока, недоеденных цыплят.