Срочно меняется квартира

Толкаясь локтями и повторяя заклинания, юные факиры покидали жилье старого Романа.

…Теперь, пожалуй, настало время пролить свет на дальнейшее развитие событий за дверью № 72, где проживали молодые восходящие светила двух древних областей знаний: терапии и юриспруденции! Кстати, эти древнейшие профессии несколько веков топчутся на месте, хотя и делают вид, что ушли вперед в связи с развитием смежных наук. Понятно, что виноваты в этом не сами науки и не мужи, преданно толкающие их вперед, а пациенты и клиенты, ради которых и затеяна вся возня. Они с вековым упорством норовят или помереть, к огорчению терапевтов, или вступить на преступный путь, обижая этим юристов.

Вспомним, как Леня несколько поспешно накинул плащ и покинул дом. Он, очевидно, поддался некоей экзальтации, в целом не свойственной ни его характеру, ни темпераменту. Наташа успокаивала бабушку, наоборот сдерживая эмоции, очень свойственные ей. Проводив старушку, она плюхнулась на диван, пораженная неожиданной для нее решительностью молодого супруга.

Бабушка, высказав меморандум старому Роману и не найдя сочувствия и поддержки, всплакнула малость и, пока магистр тавматургии мирно беседовал с подраставшими гениями, придумала некий план.

Сева Булочка решительно выполнял свой план, пока еще не совсем ясный не только читателю, но и автору. Последнее время им овладела некая идея фикс. Окончательной целью этой идеи было получение трехкомнатной квартиры путем сложных, многоступенчатых разменов. Вполне пригодным ему показалось жилье Дарьи Беккер и отдрессированного ею настройщика. За эту квартиру Сева решил бороться, как гладиатор. Если бы для достижения поставленной цели ему потребовалось развести три нежно любящие пары — он нашел бы средство.

Проводив ребятишек, старый Роман собрал реквизит и, скрывая от самого себя усталость, бодро проследовал к супруге. Втайне он испытывал угрызения совести по поводу некоторой резкости, допущенной в беседе. Он собирался ее утешить и в более мягкой форме унять ее необузданную любовь к внучке.

Но внучка возникла сама. Протискиваясь между машиной и стеной, она наделала столько шума, что всполошила обоих стариков.

— Легче на инвалидной тележке подняться на Эльбрус, чем протиснуться сквозь эту мышеловку, — заявила она, ставя перед дедом вместительный чемодан. — Здравствуй, дед! Что это ты цветные шарики надул? К демонстрации готовишься? Боже, как я вам завидую. Спокойная обеспеченная старость. Все позади — и нежности, и страсти. Выросли дети и внуки. Все устроены: один делает любимые бедуинские прыжки, другой стоит на любимой голове, третий — крафт-жонглер, поигрывает с пушечными ядрами, — все живут дружно и автономно. А самая младшая — «белая ворона», в белом халате, ставшая бедным терапевтом, таскает по улице чемодан с разбитыми иллюзиями…

— Боже, — воскликнула Клавдия Ивановна. — Детка! Он вернулся и выгнал тебя из дома?

— Пока я собирала чемодан, — уточнила «белая ворона» с вызовом, — он валялся у меня в ногах и орошал слезами паркет. Но я была неумолима! Теперь — только развод! Дед, я поживу у вас с недельку, пока не найду себе временного угла? Позже мы разделим с бывшим мужем квартиру, разменяем ее, и все устроится.

Клавдия Ивановна застыла в ужасе, чего никак нельзя было сказать о деде. Он довольно потер руки, похмыкал, разглядывая внучку, будто не видел ее с младенчества, и невинно сказал:

— Где это ты взяла?

— Чего?

— Такую прелесть?

— Какую?

— Прекрасная расцветка. Не косынка — мечта. Очень идет к прическе.

— Дед, у тебя наблюдается сдвиг по фазе на пенсионной почве. Мне теперь только и забот о косынке. Вот! Омниа мэа мэкум порто! И больше мне от него ничего не надо! — Наташа решительно уселась на чемодан, картинно закинув ногу на ногу. Собственные ноги казались ей более стройными, чем были на самом деле.

— Очень идет! — повторил старый Роман, не обращая внимания на ответный демарш. — А… помню. Помню. Эта косынка — подарок счастливого мужа счастливой жене в день свадьбы.

Еще раз с удовольствием потерев ладони, он обратился к Клавдии Ивановне:

— Ты, матушка, застыла, как городничий в немой сцене? Садись на свободный угол чемодана, в котором все свое носят с собой. Только отдай мне яблоко, вечно ты их прячешь по карманам.

Он преспокойно достал из кофты супруги яблоко.

Это было такое же румяное яблоко, как и молодой кавказец, с которым полчаса торговалась на рынке Клавдия Ивановна.

— У тебя прошу косынку. Я вижу в ее рисунке магические знаки. Итак, накрываем яблоко раздора косынкой свадебных надежд. Ап!

Вместо яблока на ладони старого Романа лежала детская соска. Ее он и протянул внучке.

— На. Иди обратно домой. И приходи ко мне не с чемоданом, а с правнуком. Может быть, мои правнуки научатся жить на свете без разводов и разменов, без фокусов и разбитых иллюзий.

— В конце концов, Роман! Это и моя квартира! — Клавдия Ивановна произнесла это с решительностью очнувшегося городничего. — Наташа будет жить со мной! В моей комнате. Всё!

— Ах так? — пропела внучка. — Хорошо, я вам подарю правнука. Отдай косынку! Будет тебе фокус под занавес… Ап!