Срочно меняется квартира

Будучи человеком с двойным дном, Сева как-то не задумывался, что существуют иные люди. Его механизм мышления был устроен просто, как песочные часы. Если бы Севу переворачивать, то те же самые мысли струились бы в нем от ног к голове и обратно. Общее их течение направляло старое, как мир, чувство активной зависти.

Разглядывая себя в зеркало, он сожалел, что зря пропадает очаровательная улыбка и роскошный ряд зубов. Он завидовал киноактерам и удивлялся, по какому блату пролез на экран артист Филиппов? К космонавтам он относился подозрительно, считая, что им лихо повезло в их прогулках вокруг планеты. «На карусели прокатиться — и то деньги плати, — думал он, — а этих катают без билета, да еще им же и платят». А вот своему начальнику агент-мыслитель не завидовал. «Пришел мышью, — рассуждал он, — а сидит львом. Знаем мы таких. К тем, кто вскарабкался еще выше его, он и приходит мышью, и уходит мышью. — Карьера как-то не устраивала Севу: долго и нудно топтаться в очереди, ожидая того случая, когда последний становится первым. — Это не для меня».

Думая так, Сева все больше склонялся к мысли, что ему просто должно повезти, и он станет первым без очереди. Как? Это он представлял смутно. В чудеса он не верил, в неразысканные клады тем более и поэтому в поисках благосостояния все приближался к перекрестку, охраняемому карающим мечом закона.

«К слову сказать, — заметит автор, — беда Севы заключалась в том, что его желания вызревали раньше, чем возможности. А жизнь устроена так, что сначала надо вырастить урожай, а потом уж собирать его. Процесс необратим, и тот, кто пытается его переиначить, оказывается зачастую за роковой чертой, где размахивает неприятный меч».

Рассуждая о некоторых якобы несправедливостях бытия, Сева следовал по своему району, перебирая в памяти квартиры, в которых он еще не побывал. На перекрестке его едва не задели новенькие «Жигули». Машина сворачивала по всем правилам, но Сева, вывернувшись из-под сверкающего бампера, погрозил пальцем водителю: «Ошалел, что ли, частник чертов!» Пройдя с полквартала, Сева заметил, что частник развернулся и догоняет его. Сева свернул на аллею, «Жигули» поехали за ним; он вернулся на тротуар, и машина катилась за ним тихонько по тротуару. Сева нырнул в подъезд. «Жигули» остановились.

— Севка! — заорал водитель из машины, — не смывайся, все равно найду.

Далее произошли объятия и похлопывания по спинам и плечам, кои всегда сопутствуют встрече старых друзей.

— Ну, Севка, ты — пижон! И разожрался, как слон на тропических харчах.

— А ты все такой же — шлямбур!

— Да, брат, некогда телеса наедать. Строим и уезжаем, строим и все оставляем эксплуатационникам. Они живут, как люди, мы — как десант в бою.

Два школьных друга, начинавшие трудовую деятельность в котловане, где Сева проработал всего один день, и не видевшиеся с тех пор, были рады встрече. Пропустим обычные в таких случаях восклицания вроде: «Как Танька? Где Мишатка? А про Тольку слышал? Далеко пошел!» Автор воспроизведет лишь ту часть беседы, которая касается героя, известного нам.

Беседа происходила именно в том ресторане, где некогда Сева красовался в помпезной фуражке. Ресторан имел официальное название, но по-свойски его крыли «Приют бурлака», как кафе «Ивушка» звали стекляшкой, кино «Луч» — фонарем, универмаг — толкучкой, а безымянный подвальчик, где разрешалось распивочно и на вынос, фамильярно величали заведением пани Моники.

— Да, Сева, есть чем вспомнить эти годы. Про-мелькало много перед глазами. И ты знаешь, в конце концов все пустяки: ну, купил эту тачку, ну, отпуск в два месяца — на двух морях, на жену повезло, пацан растет — все путем. Главное, думаешь: ты же не только сам живешь — людям даешь работу и условия для жизни. Три плотины отгрохал этими ручками. На пустом месте города стоят, а там же тоже люди работают. Куда бы они девались, чем были заняты, если бы не мы — десантники?

— Не пропали бы, — сонно заметил Сева. — Ты ладно о людях, о них Родина заботится. Сам-то как? Пацана, говоришь, вывел? А институт кончил?

— С грехами и огрехами, но заканчиваю. На будущий год выхожу на диплом. Не хвастаю, трудно досталось. Начальство хорошее подвернулось. Сам бы бросил, а тут нажимают все время: «Давай диплом, а то, не глядя на заслуги, вернем в котлован». Ну, а ты как?

— Да так, пребываю. В нашем городе тачку не заведешь. Здесь ни купить, ни украсть, ни заработать.

— Почему? Вчера Веньку встретил. Три раза спрашивал: «Как дела, Венька?» Молчит, собака, только улыбается застенчиво, как в детстве, но по глазам вижу — дела идут хорошо!

— Дал бы разок по шее, чтобы не молчал, — посоветовал Сева.

— Кому по шее? Портрету на доске Почета? Венька сейчас в Москве на курсах. Только с портретом и побеседовал. Ты-то хоть женился?

— А что, разве у меня виден мельничный жернов на шее? — Сева презрительно пожал плечами. — Я не тот человек.

— Ну почему жернов? Меня же в муку не перемололи? Живу свободно.

— А что случилось? Любовь с первого взгляда? И альянс на всю жизнь?