Читаем Срочно меняется квартира полностью

— Э, нет! Пока я жив, этого не случится. С детьми надо быть предельно осторожным. Они доверчивы и впечатлительны. Представьте себе учителя, который посылает учеников за пивом? Пройдет время, ученики станут учителями, и новые ученики опять помчатся за пивом… Так их научили.

— Ладно, — сказал Леня решительно, — беру этого Севу на себя, — попробуем вжиться сразу в две роли — следователя и актера.

На другое утро, встретив молодого юриста на пороге своей квартиры, Сева Булочка конечно же не брякнул ему: «На ловца и зверь бежит», хотя подумал именно так. Больше того, Сева даже удивился, что, несмотря на дополуденное время, неожиданный гость слегка пошатывался, как сейнер в начале шторма.

— Простите, я дико извиняюсь, — сказал гость несколько осоловело. Он только вживался в роль и пока еще искал нюансы.

— Это вы живете в доме номер… То есть, я хочу сказать, это ваша квартира?

— Пока моя, — ответил Сева, рассматривая его с любопытством.

— Все правильно. Квартира номер шестнадцать. Тогда вы — тот, который… Вы — Булочка? Меня вы не вспомните?

— Припоминаю. Чем могу быть полезен?

— Слушай, — сказал Леня, переходя на «ты» без указаний режиссуры, — у тебя керосин есть?

— Простите, не понял.

— Ну, мазут «Рубин», алжирское, «Солнцедар» — чем похмеляешься?

— Я не пью.

— Ну? Зря. А я вот запил… А лампа?

— Что — лампа?

— Лампа у тебя есть? Керосиновая. — Леня встал в позу и продекламировал: — Я иду, как керосиновая лампа на плечах… Ваших душ безлиственную осень мне нравится в потемках освещать. — Деланно икнув, он покосился на портрет.

— Это кто? Распутин?

— Извините, это Кьеркегор.

— Кагор не пью — церковное. Теперь не модно вешать на стены портреты. Только — иконы. Понял? Икона век, два, пять — и все казанская божья мама.

— Хотите боржома? Холодный. Проходите. У меня скромное жилье, но… прошу.

— Ладно. Я посижу. А это пока положи, чтобы я не кокнул. Большая ценность. Здесь в наволочке икона. Теперь все собирают иконы — и писатель Корзухин, и живописец Цицицелия. Все спохватились, все оценили и полюбили старину. И я достал. И обмыли. Знаешь, какой век?

— Я лично в иконах не понимаю. Не увлекаюсь.

— Не понимаешь? Все ты понимаешь Это — пятнадцатый век последнего столетия. Хочешь, продам?

— А может, это подделка?

— Чего? — Здесь юрист-артист изумился так искренне, что Сева поверил, что собеседник пьян, тем более что от него слегка припахивало.

— Это «Усекновение главы Иоанна Предтечи в Саровской пустыни». Подлинник. Школа…

— А как это Иоанн Предтеча попал в Саровскую пустынь? Саров на границе между Тамбовом и Нижним Новгородом.

— А говоришь — не понимаешь? Все ты понимаешь. Мою жену помнишь? Она о чем тебя просила?

— Простите. Я был у вас очень недолго. Встреча была мимолетной.

— Во! Уж и у тебя была с ней мимолетная встреча?

— Вы не поняли меня. Я приходил с предложением застраховать имущество. Вы тогда так поспешно ушли из дома… Припоминаете?

— Припоминаю. Я ушел, а ты остался — она такая. — Побойтесь бога, там была бабушка…

— Про эту ведьму — ни слова. Это она все мутит-крутит. У тебя крупорушка есть?

— Что есть?

— Крупорушка, говорю, есть? Мы через нее бабулю ф-ф-р-р-р… Порядок. Все равно она доведет дело до развода. А может, и пора? Может, я зря и тормозил?

— Совершенно верно, — равнодушно подтвердил Сева, протягивая стакан минеральной воды, — чем раньше, тем лучше. Ближе к истине. Любовь до гроба, это — гроб для любви. Вы верите в любовь с первой ночи?

— Но ты, полегче… Мимолетная встреча — это одно, а систематически — другое…

— Послушайте, — Сева закидывал удочку осторожно. — Вы же образованный человек. Вас пугает сам процесс развода? Формально это даже проще, чем регистрация… Никто не произносит карамельных речей, не надо ни колец, ни кандалов, главное — не расходоваться на гостей, на фату и другие глупости.

— Ну, все-таки… Жена! Подруга жизни!

— В наш век проблема — ордер на квартиру, а жены — россыпью, штучно и навалом вместе с квартирами.

— Но ты, очень… Я, собственно, зачем зашел? Адресок твой я у жены в сумке отыскал. А сегодня был рядом, купил эту — «Отсекновение главы Ивана от Предтечи» тысяча девятьсот второй век. Она в раме. Стекло. Не дай бог разобью. А мне еще предстоит, люди ждут. Куда я с ней? Будь другом, приюти иконку. Прошу. Я через денек зайду. Обмоем. Вот здесь положу. На тумбочку. О, простите, на сейф. Прямо так, в наволочке…

— Оставьте. Оставьте. Никуда не денется. Зайдите позже за своей усекновенной главой…

— Так что с женой? Две слезинки — конец нашей сказке? Она просила искать квартиру, собирается переезжать к бабусе.

— Это ты брось! Я теперь пьян. Зайду — обсудим…

…Лене казалось, что он блестяще сыграл свою роль. За порогом, утирая пот, он так и подумал: «Ловко я его… Познакомились мило. И непонятно, что к чему». А Сева вовсе не пришел в восторг. Он тоже думал — что к чему? «Чего это он ко мне завернул? Уж и пьян не так сильно — больше ломался. Понятно одно: давить надо на нее. Этот, похоже, мямля, а в той гейзер ревности и фонтан глупости».

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Концессия
Концессия

Все творчество Павла Леонидовича Далецкого связано с Дальним Востоком, куда он попал еще в детстве. Наибольшей популярностью у читателей пользовался роман-эпопея "На сопках Маньчжурии", посвященный Русско-японской войне.Однако не меньший интерес представляет роман "Концессия" о захватывающих, почти детективных событиях конца 1920-х - начала 1930-х годов на Камчатке. Молодая советская власть объявила народным достоянием природные богатства этого края, до того безнаказанно расхищаемые японскими промышленниками и рыболовными фирмами. Чтобы люди охотно ехали в необжитые земли и не испытывали нужды, было создано Акционерное камчатское общество, взявшее на себя нелегкую обязанность - соблюдать законность и порядок на гигантской территории и не допустить ее разорения. Но враги советской власти и иностранные конкуренты не собирались сдаваться без боя...

Александр Павлович Быченин , Павел Леонидович Далецкий

Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Проза