Срочное погружение

Фадин предпринял еще четыре попытки выбраться со свалки на машинах и пять пешком. Но всякий раз возвращался. Предлоги и способы возвращения были разные. И само возвращение всегда выглядело естественно. Один раз, например, заглох мотор, Фадин пересел в попутный порожний грузовик, но приехал опять на свалку. И в кузове оказалась какаято металлическая чушка, а когда Фадин предъявил претензии, шофер поморгал глазами и заявил, что ничего подобного, он сразу сказал, что едет именно сюда, а куда же ему еще ехать с этой чушкой?

Самое главное, что Фадин никак не мог уловить тот момент, когда он прекращал ехать в город и начинал возвращаться обратно.

За эти четыре дня Фадин похудел и осунулся. Ночевал вместе со всеми в вагончике. Внешне он оставался спокоен, но в его голове царил полнейший кавардак, все мысли перепутались, свились в какой-то невообразимый клубок и вываливались из него вопреки логике, обстоятельствам, совершенно невпопад и независимо от сознания. Единственное суждение, которое он отчетливо понимал во всех его семантических оттенках, было: "Не может этого быть. Быть этого не может!"

На пятый день, когда Фадин ощутил, что еще немного и он сойдет с ума, если что-то или кто-то не вмешается в его бытие, к нему подошел бригадир Сашка и сказал: "Вот что, парень, давай-ка ты вступай в бригаду. А то ведь мы тебя за так кормить не будем".

Фадин весь внутренне вскипел, вспенился, хотел сказать что-то язвительно-оскорбительное этому... этому... Но все слова куда-то испарились или вышли с пеной, и он только молча кивнул, стиснув зубы.

- Фамилия? - спросил Сашка.

- Фадин. Паспорта нет.

- Паспорт не нужен - так оформим. Сегодняшним числом оформлять?

- Все равно.

- Так. Технику безопасности знаешь? Фадин пожал плечами.

- Ладно, вечером проинструктирую. Техника простая - не лезь, куда попало, да смотри под ноги. И под бульдозер не лезь, а то был тут один... Иди, получи спецодежду, и можешь приступать.

Фадин сходил в хозвагончик. получил у одного из членов бригады "спецодежду": фуфайку, сапоги, брезентовые штаны гигантского размера и, засучив штанины, приступил.

Так началась его новая жизнь.

----

Постепенно Фадин познакомился со всеми членами бригады, уяснил, кто и какое место в ней занимает и почему каждое утро все более или менее дружно выходят на работу. Дело было не только и не столько в том, что каждый зарабатывал себе на пропитание, а главным образом в том, что таким способом они надеялись вырваться отсюда. Было известно, что отсюда могут уйти только те, кто активно и ударно собирает вторсырье Откуда это стало известно, никто не знал. Вероятно, из жизненного опыта. Впрочем, позже Фадин и сам в этом убедился. В частности дед-старожил практически ничего не собирал, кроме разных экзотических железок, назначение которых ему было непонятно; он бродил по свалке, высказывая различные суждения и приставая ко всем по очереди, особенно к новичкам.

Вместе с тем, сама по себе ударная работа на ниве сбора вторсырья не давала никаких гарантий. Необходимо было еще что-то, какие-то непонятные ингредиенты поведения, или мышления, или вообще непонятно что. Однако каждая легенда об уходе со свалки неизменно подчеркивала какие-то выдающиеся заслуги ушедшего, его неоценимый вклад в дело очищения свалки от металлолома или, скажем, каких-нибудь заготовок сложного профиля, неизвестно какими путями на него попавших.

Удивляло то, что члены "бригады" жили дружно, почти не ссорились и соблюдали, в основном, правила поведения в местах общего пользования. Фадин пришел к выводу, что это также входит в комплекс условий, необходимых для того, чтобы свалка позволила себя покинуть.

Вести беседы о том, как свалка задерживает беглецов, считалось верхом неприличия. Фадин это отчасти понимал - ему и самому было бы неприятно рассказывать о своих приключениях.

Точно так же запретной темой считалась жизнь за пределами свалки. О том, кто чем занимался до того, как сюда попал, Фадин знал мало - об этом не говорили. Однако некоторые члены бригады были знакомы раньше, о чем можно было судить по обрывкам фраз, касающихся былого единства места, времени или рода деятельности. Относительно одного члена бригады ленивого, рыхлого мужчины с ватным лицом и замашками аристократа, вконец опустившегося и неряшливого, Фадин знал, что он был директором универмага, потому что раньше его видел однажды в этом универмаге прохаживающимся с хозяйским видом между рядами одежды, и еще потому, что его прозвище было Директорат. Почему именно Директорат, а не Директор, Фадин не знал, но прозвище казалось ему верхом точности определения человеческого типа. Вообще именами и фамилиями на свалке не пользовались. Фадин получил прозвище Абрек, быстро привык к нему и даже пытался спроецировать образ дикого горца на свой характер. Без особого, впрочем, успеха.