Ее друг закончил возиться со своим диким рисом, называемом на оджибве
В течение последнего года Поллукс совершенствовался в приготовлении моего самого любимого супа из тех, что некогда меня спасли, – кукурузного супа. Сначала он карамелизует свежесрезанную сладкую кукурузу, медленно поджаривая ее на тяжелой сковороде, добавляя лук. Затем слегка обжаривает в сливочном масле нарезанный кубиками картофель до хрустящей корочки. Потом добавляет все это в чесночный куриный бульон с нарезанной морковью, фасолью каннеллини, свежим укропом, петрушкой, щепоткой кайенского перца и жирными сливками. Этот запах сводит меня с ума. До сих пор.
– Я должна еще немного поговорить о Флоре, – сказала я.
Джеки и ее собака склонили головы набок под одним и тем же углом и с одинаковым выражением глаз. Эффект получился комичным, но я не рассмеялась.
– Давай, – согласилась Джеки. – Не так давно ты сказала, что должно было состояться вскрытие. Я думала, это был инсульт.
– Нет, это было сердце.
– У нее не было сердца, – ввернула Джеки.
– Жесткие слова, – произнесла я через мгновение.
– Я умоляла ее вернуть кое-что очень важное, – сказала Джеки. – На самом деле пропажа принадлежала Асеме. Флора отказалась.
Это было так не похоже на Джеки – затаить обиду на мертвого человека.
– Никакого вскрытия, ха, – пробормотала Джеки, посмотрела на меня и нахмурилась. – Что ты собиралась рассказать мне о Флоре?
Я рассказала Джеки о том, как Катери вернули прах Флоры, но потом обнаружилось ее настоящее тело. Так что, очевидно, прах был чужой.
Джеки кивнула. Странно, но она не была удивлена. Она скрестила руки на груди, посмотрела из-под бровей на собаку, которая ответила ей долгим взглядом, а затем опустилась на ковер, положив голову на лапы. Джеки выглядела такой неприступной, что мне не хотелось вторгаться в ее мысли. Наконец она заговорила:
– На мой взгляд, все это слишком просто.
Теперь я уставилась на нее, разинув рот. Действительно?
– Некоторые люди такие скользкие, – продолжила Джеки. – С ними трудно иметь дело после смерти. Они не ведут себя как мертвецы. Они сопротивляются смерти.
Я сделала глубокий вдох. Значит, было какое-то объяснение? Мой мозг почувствовал такое облегчение, что, когда Джеки неожиданно для меня перешла к дальнейшему разговору о диком рисе и Поллукс позвал нас на кухню, я не стала задавать вопросов. Мне просто нравилось чувствовать себя в здравом уме.
Вино, суп, хлеб, салат. Потом Джеки сказала, что обжаренная кукуруза – верх совершенства, но ей нужно идти домой. К ее внучке-подростку пришла в гости подружка и собиралась остаться на ночь. Они делали уроки, и, по словам Джеки, она была им нужна, потому что ее присутствие их раздражало, но, как ни странно, в то же время успокаивало.
– О-о, они прислали эсэмэску. Снова варят лапшу. Я должна вернуться, пока они не сожгли кастрюлю.
Без церемоний она встала и ушла.