Срок

– Вот о чем я думаю, когда всю ночь не могу заснуть. О том, как отчаянно мне хочется растянуться на полу автобуса в проходе между креслами. Меня бы не волновало, насколько это отвратительно. Ничего страшного. Я бы сделал все, что угодно, лишь бы вытянуться в полный рост. И только подумав о том, каким жалким и отчаявшимся я буду выглядеть, я обычно засыпаю.

Я уже собиралась сказать в обычной манере, свойственной Туки: «По крайней мере, ты всегда мог вернуться домой, где тебя ждала кровать», но потом поняла, что на самом деле несколько раз в жизни спала в поистине сказочных кроватях. Я подумывала о том, чтобы сделать их следующей темой для разговора, но по понятным причинам на это не решилась. Мы входили в тот период усталости, когда испытываешь хорошо сознаваемый кайф: вино выветрилось, и мы, возможно, задремав, теперь, вздрогнув, проснулись.

– Во мне есть что-то такое, что так и подзуживает меня поступать неправильно, – призналась Луиза. Ее голос был приглушен вязаной шалью, прикрывавшей лицо. – Вот что обычно вырастает из слишком хороших детей. Я почти всегда сопротивляюсь, но понимаю, когда другие люди этого не делают. Желание очень сильно.

– У меня другая проблема, – откликнулась Пенстемон. – Я не люблю высоту, потому что меня мгновенно охватывает желание прыгнуть вниз. L’appel du vide. Зов пустоты, – произнесла она голосом, звучавшим довольно фальшиво.

Она кивнула Асеме.

Джеки не просто так подарила мне словарь. Я заговорила:

– Есть слово, обозначающее ваше желание поступать плохо, Луиза. Это «какоэт», – пояснила я. – Желание сделать что-нибудь неправильное. Не что-то отвратительное или ужасное. Просто то, о чем знаешь: это плохая идея.

– По-видимому, это как есть неочищенный рис, – предположил Грюн.

– Кажется, есть какая-то болезнь, связанная с другим недугом Луизы, – вспомнила Асема, глядя в телефон. – Вот, нашла. Какоэт скрибенди. Латинское выражение. Неодолимая потребность писа́ть. Имеется у многих людей.

– У меня ее нет, – отметила Джеки. – Кстати, друзья, Туки кое в чем права. Все наше здание кишит привидениями. На днях я работала на заднем дворе и услышала какое-то царапанье. Слишком методичный звук, не свойственный грызунам. Так что прошлым вечером я уселась в исповедальне после закрытия магазина. Хотела узнать, не навестит ли меня Флора.

Я была слегка напугана этой затеей. Мой голос прозвучал тихо и скрипуче:

– Ну и что произошло? Неужели она…

– За пределами исповедальни слышались какие-то звуки, царапанье, шорох. Вероятно, все-таки мыши, подумала я. Потом услышала голоса. Они звучали достаточно громко, чтобы их можно было разобрать: разговор шел о вине. Конечно, ведь винный погреб ресторана находится прямо под нами. После того как голоса смолкли, неизвестно откуда налетел холодный ветерок, и я почувствовала прикосновение призрачной руки…

– Черт возьми, Джеки.

– Прости. Ты же знаешь, я тебе верю.

Я сломала несколько веток и бросила их в огонь. Поллукс потянулся.

– Теперь я готов вернуться на вечеринку, – объявил он, хотя та, по сути, уже закончилась. Он неторопливо удалился. Я знала, что он позаботится об остатках угощения и доест блюда, которые ему понравились больше всего. Почти все последовали за ним.

– Он не терпит разговоров о призраках и вообще обо всем сверхъестественном, – заметила Джеки.

– Когда он произносит слово «потустороннее», это значит, что он остерегается самого себя, – объяснила я. – Разговоры об этом он не станет поддерживать, хотя о загробной жизни поговорить не прочь. Он готовит ее для нас обоих.

– У тебя хороший муж. Как он собирается ее устроить?

– Он увлекается соответствующими индейскими песнями и историями, немного разбавляя их ритуальными трубками и уборами из перьев.

– Он своего рода духовный плотник.

Я ткнула в огонь палкой, подожгла ее, сбила искры и дала ей разгореться. Когда палка стала слишком короткой, я нашла другую и начала сызнова. Я отодвинулась слишком далеко от углей и промерзла до костей. Внезапно я почувствовала себя несчастной и вспомнила о детях Джеки. Они выросли добрыми, успешными и вполне довольными жизнью. Неожиданно моя учительница предстала передо мной источником материнских знаний. Я придвинулась поближе к огню, накрыла колени одеялом и приготовилась хорошенько ее расспросить:

– А материнство может превратить женщину из монстра в человека, как думаешь?

Джеки открыла рот, потом закрыла, издав при этом какой-то неясный звук, и нахмурилась. Наконец она заговорила:

– Полагаю, речь о Хетте.

Я кивнула. Джеки покачала головой.

– Думаю, материнские чувства новы для Хетты. И считаю, они кажутся ей преобразующими.

– Сначала она была шокирующе покладистой.

– Младенец оказывает сильное влияние на характер. Но и малыш, который уже начинает ходить, тоже. И ребенок младшего школьного возраста. И старшеклассник. Мать меняется с каждым этапом. Некоторые этапы находятся в пределах диапазона способностей и навыков матери. Другие похожи на карабкание по скале с веревкой, ни к чему не привязанной.