«Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского

На своем заседании 15 сентября 1870 г. Комитет министров, разумеется, согласился с действиями П.А. Шувалова и М.С. Корсакова и предписал «приступить к отысканию всех возможных мер к обращению сего преступника, согласно закона, в разряд ссыльнопоселенцев в такой местности и при таких условиях, которые бы устраняли всякие опасения насчет его побега и тем самым сделали бы невозможными новые со стороны молодежи увлечения к его освобождению». Резолюция Александра II от 25 сентября: «Исполнить». Почему же был выбран Вилюйск? Как замечал тот же Корсаков, местные условия климата и образа жизни якутов, а главное уединённое от товарищей своих жительство делает ссылку в Якутской области для политических преступников невероятно тягостною. Как точно пишет Демченко, «облегчением участи» обозначено содержание нового сочинения Шувалова, имевшего официальное название «Записки по делу о порядке обращения ссыльнокаторжного Николая Чернышевского в разряд ссыльнопоселенцев». Но по своим названиям документы о Чернышевском придерживались закона, по содержанию – противоречили закону. Вилюйск означал полное одиночество и лишение возможности получить журнальную или какую-либо другую литературную работу. Содержание в доме под постоянной охраной и с запрещением отлучек – тюрьма. Тюремный режим подчеркивался выдачей ежемесячной казенной суммы для существования. Такое безусловное ограничение свободы лишь на бумаге могло считаться исполнением закона о переводе на поселение. На деле это означало бессрочное продление приговора 1864 г. с назначением жительства в несравненно более худших условиях, чем в Кадае или Александровском заводе. К этому надо добавить, что Вилюйск окружен непроходимыми болотами, что там время от времени вспыхивала проказа, а местные называли Вилюйскую долину «долиной смерти». Сам заключенный при всем своем невероятном терпении и уговорах жены, что ему хорошо, писал жене в апреле 1872 г.: «Вилюйск – это по названию город; но в действительности это даже не село, даже не деревня в русском смысле слова, это нечто такое пустынное и мелкое, чему подобного в России вовсе нет. <…> Надобно перенести воображением этот хутор в пустыню, за 700 верст от ближайшего рынка: да и на этом рынке слишком часто не бывает слишком многих самых необходимейших товаров» (Чернышевский, XIV, 516).

Город Вилюйск Якутской области, место ссылки Чернышевского (1872–1883)

Надо также понять, что медицинское обслуживание возможно все в том же Якутске, за 700 верст. То есть любое более или менее серьезное заболевание здесь становится смертельным. Воистину «долина смерти». Когда его подельники по Александровскому заводу узнали, куда отправили Чернышевского, то один из них воскликнул: «Туда, за этот Стикс, в эту проклятую страну смерти, – на Вилюй!»[372] Повторю, что правительство считало этот климат слишком тяжелым для жандармов, а потому распорядилось не держать их там долее одного года.

Чернышевский пробыл там 12 лет.

Противозаконию придан законный вид и наконец найден едва ли не полный эквивалент давнишнему желанию Александра II заточить Чернышевского навечно в Шлиссельбургскую крепость. Произвол продолжал облекаться как бы в законную правовую форму. Как писал Лопатин, «в географическом смысле Вилюйск есть не что иное, как большой секретный номер, устроенный самою природою и усовершенствованный благо-попечительным начальством. Даже по отношению суровости и стеснительности надзора Чернышевский ничего не выиграл, переменив свою каторгу на поселение»[373]. Поясню внимательному читателю, что секретным номером Вилюйск назван не случайно, поскольку и Алексеевский равелин назывался секретной тюрьмой. Какой дивный пример для будущих большевистских процессов, для сталинского правосудия!

Узнавший от Лопатина о месте заключения НГЧ, Энгельс с европейским недоумением писал: «Николай Чернышевский, этот великий мыслитель, которому Россия обязана бесконечно многим и чье медленное убийство долголетней ссылкой среди сибирских якутов навеки останется позорным пятном на памяти Александра II “Освободителя”»[374]. Именно этого позорного пятна опасался князь А.А. Суворов, пытаясь устроить Чернышевскому эмиграцию. Кажется, сам царь никаких пятен не боялся. Несмотря на вынужденные либеральные полуреформы, он слишком был самодержец. И в изменявшееся время он не хотел менять страну, в этом была его ошибка. Самодержавие как антитеза реформам – это был путь к бесовскому бунту, тем более страшному, что в него пошли напуганные и озлобленные политикой императора интеллектуалы. Позднее об этом медленном убийстве в якутской тайге человека, равного по энергии Петру Великому, напишет Василий Розанов. Но человека убили.

Вилюйское убийство