«Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского

Скориков стал практически постоянным астраханским собеседником Чернышевского. Конечно, это было важно, хотя для мыслителя и отца семейства было нужнее выйти снова на журнальное поприще. Художественные тексты, которые писал в Сибири, как мы видели, не были закончены. Наброски, части романов… Единственное, что он сумел довести из Сибири, была поэма «Гимн Деве Неба». Характерная ситуация каторжников. Так Солженицын вывез из лагеря выученную им самим наизусть свою поэму «Пир победителей». Поэма Чернышевского была опубликована в 1885 г. в № 7 «Русской мысли» под псевдонимом «Андреев». Пыпин искал ему переводы, Чернышевский нервничал, писал, что за 20 лет им много надумано, чтобы тратить последние годы на переводы. Но переводы готов был брать, хотя и не очень крупные поначалу, но а семью надо было кормить. С 1884 по 1888 г. он перевел Всеобщую историю Г. Вебера (со своими статьями и комментариями, успел перевести 12 томов). В эти годы он написал и мемуары: Материалы для биографии Н.А. Добролюбова, собранные в 1861–1862 гг. И в течение 1884−1888 гг. записал «Воспоминания об отношениях Тургенева к Добролюбову и о разрыве дружбы между Тургеневым и Некрасовым». В 1888 г. он написал важную теоретическую статью «Происхождение теории благотворности борьбы за жизнь. Предисловие к некоторым трактатам по ботанике, зоологии и наукам о человеческой жизни». Впервые опубликовано в журнале «Русская мысль», 1888, ч. IX, под псевдонимом «Старый трансформист». Он попытался войти в современность, причем полемика с Мальтусом и Дарвином в том историческом контексте означала противостояние революционным идеям.

Не он один, еще Данилевский и Страхов, и другие русские мыслители опасались насильственного втягивания в прогресс не готовых к этому слоев и народов. Ведь в большом обыкновении, как писал, скажем, Чернышевский, «сравнивать иноземные необразованные племена и низшие сословия своей нации с детьми и выводить из этого сравнения право образованных наций производить насильственные перемены в быте подвластных им нецивилизованных народов» (Чернышевский, Х, 912–913). Неся идею прогресса как идею счастья, кажется возможным одарить счастьем и другие слои народонаселения и другие народы и страны. Но такого рода отстаивание прогресса приводит, как показала история России и Германии, к впадению в новое и еще более страшное варварство. После победы над нацизмом на авансцену истории выдвинулся новый носитель прогресса – США, ставшие своего рода рейнджером и судьей современного мира. Но свободен ли любой, самый хороший судья от ошибок, действуя в одиночку? Позиция русских гуманистов, не принимавших экспансионизма самодержавия и жестокости радикалов, – гуманизировать и цивилизовать людей, – говорила, что прогресс – процесс медленный и осторожный. Как они полагали, во всех цивилизованных странах масса населения имеет много дурных привычек. Но искоренять их насилием значит приучить народ к правилам жизни еще более дурным, принуждать его к обману, лицемерию, бессовестности. «Люди, – писал русский мыслитель, – отвыкают от дурного только тогда, когда сами желают отвыкнуть; привыкают к хорошему, только когда сами понимают, что оно хорошо и находят возможным усвоить его себе» (Чернышевский, Х, 914).

Надо сказать, что с Дарвином полемизировал и Л. Толстой, который прочитал статью НГЧ о «О происхождении теории благотворности борьбы за жизнь» и записал в дневнике: «19 декабря. Вечер читал. Статья Чернышевского о Дарвине. Сила и ясность»[424].

Пожалуй, из теоретических собственных его статей текст о Дарвине был единственным, который вызвал интерес публики. Как положительный – у Толстого и неприятие молодежи, ибо молодежь ждала только решительных действий. Человеком действия в силу двадцати лет каторги казался молодым людям Чернышевский. Скориков при этом, должен заметить, – человек с живым умом, без остановившегося взгляда на мир и человека, без фанатизма. Сила Скорикова в том, что он просто честно фиксировал позицию Чернышевкого, понимая, что то, что ему кажется изменой прежним идеям НГЧ, просто формула, уточнившая его прежнюю позицию.

«В этих до последних дней жизни оставшихся взглядах Н.Г. нельзя было не усмотреть высокой души его, сохранившем до конца веру в то, что хорошо поступать не только возвышенно, но и “выгодно”.