Операция-процедура в манхэттенской больнице прошла под общим наркозом, Олег ничего не помнил, зато намучился с катетером, который по идее должны были снять на следующий день, но следующий день была суббота, ждать до понедельника, когда откроется офис на 108-й. Ночью у него была сильная эрекция, но не на Марину, а на жену, катетер сместился, пошла кровь. В воскресенье, когда Саймон читал свою проповедь, прибыла скорая помощь под видом Марины, которая ловко сняла это приспособление для оттока мочи, все продезинфицировала, смазала гидрокортизоном, всадила в задницу укол от сепсиса, дала какие-то таблетки, Олег хотел ее отблагодарить на свой лад, но Марина сказала, что преждевременно, а на следующий день переехала к нему — Саймон улетел ревизовать свою машинную коллекцию. Было им очень хорошо во всех отношениях, и Олег даже прикинул, не развестись ли ему с татарочкой, на которую у него почему-то встал после операции, и жениться на Марине, которая конечно же бросит своего постылого мужа, однако делиться этой мыслью с Мариной почему-то не стал. Где-то вдали, через океан, маячил Саймон, вызывая у Олега чувство стыда и одновременно возбуждая. Он должен был вернуться только через две недели, но на шестой день их райского, до пресыщения, существования среди ночи — разница во времени — у Марины раздался звонок. Говорила она по-итальянски, а потому Олег повернулся к стене и заснул. А когда проснулся, никого в доме не было, а в кухне на столе записка, что Саймон погиб на Сицилии в автокатастрофе. Дела! Теперь оставалось только развестись с татарочкой.
Марина исчезла. Не звонила, не отвечала на звонки. Олег не выдержал и набрал номер офиса, нарвался на рыжую, которая тут же стала точить с ним лясы ни о чем, намекая, однако, на прежние отношения и что не прочь их возобновить. «А Марины нет рядом?» — прервал ее болтовню Олег. «Марина в Италии. На похоронах». — «Доктора похоронят в Италии?» — «На Сицилии. По его завещанию». — «А когда Марина вернется?» — «Откуда мне знать? У нее много здесь бумажных дел. А сюда она больше не вернется. Офис закрывается. Ищи себе другого уролога. Заходи — я тебе отдам твою историю болезни». — «Не к спеху». — «Ну, как знаешь», — и повесила трубку. Вместо рыжей он прибегнул к услугам своей бывшей (бывшей?) жены, которая как раз простаивала, было им привычно и хорошо, как до его сомнений и ее измен, и она как бы между прочим шепнула в разгар страсти, что свое отгуляла и очень по нему скучает: «С тобой лучше всех». Это было похоже на тот анекдот про хорошую-плохую новость, когда жена говорит мужу, что у него самый большой х*й из всех его друзей, но Олег промолчал, потому как кайф словил и был благодарен своей бывшей и сущей жене. Потом она, бесстыдствуя, при настежь открытых окнах, голой прохаживалась по его холостяцкой теперь квартире, в которой они прожили вместе ни много ни мало как шесть лет. Обычная ее с ним игра, наперед зная, чем она кончится. Да, никакая виагра ему не нужна. Пока что. Жена осталась у него на ночь, но наутро, когда Олег еще спал, деликатно смоталась. И чего он так взбесился из-за ее измены? Ну, измен, без разницы. Одна была определенно, он знал это точно, а другие, может, и воображаемые — воображение у него без тормозов. Или воображение без тормозов соответствует безтормозному реалу? Свальный грех или разнузданное воображение? Пусть даже измены не воображаемые, какой смысл отказываться от любимой женщины, если она не в твоем единоличном владении и не одному тебе доставляет неизъяснимы наслажденья? Надо уметь делиться с другими. А теперь, может, и в самом деле угомонилась.
Марина объявилась через месяц, когда Олег уже отбеспокоился либо попривык к своему беспокойству — привычка свыше нам дана, замена счастию она. Похудела, осунулась, черное итальянское платье выше колен, модные туфли на высоком каблуке, ножки, как у девочки, изменила прическу, то ли вовсе без никакой прически, ей очень шло, она была желанной и красивой, но какой-то другой красотой — не венециановской, а скорее италийской — или снова игра воображения с ним шутки шуткует, как прежде? Та крепостная деваха без кокошника исчезла бесследно, и Олег вдруг понял, почему Марина не узнала себя в венецейско-венециановском зеркале над его письменным столом. Ту красавицу он сотворил из воздуха. А нынешнюю?
Симулякр.
— Вижу, ты итальянизировалась, — и начал ее медленно, растягивая удовольствие, раздевать, лаская.
Так у них повелось с первой встречи, когда он снимал с нее лисью шубку:
— Обожаю раздевать красивых женщин, но редко когда удается. — Он сделал паузу перед тем, как ответить на ее вопрошающий взгляд: — Они меня всегда опережают.
С тех пор Марина и предоставляла ему этот возбуждающе-сладостный труд, и Олегу каждый раз казалось, что у них это впервые. Голенькая она была совсем как девочка, хотя к сорока.
Марина была сегодня какой-то рассеянной, то ли растерянной и толкнула дверь в кухню, а не в спальню.
В остальном все вроде, как прежде, но Марина вдруг стала всхлипывать.
— Что-нибудь не так?