Лицо Айыыны побелело от страха. Но она поняла: сейчас бежать нельзя. В темноте она далеко не уйдёт. Ей надо дождаться завтрашнего дня, и момента, когда мужчины уйдут на охоту. В темноте тордоха, успокоившаяся Ичин положила голову на грудь лежащего на спине Хонгу, и тяжело вздохнула. Нахмурившись, и глядя куда-то в даль, она с охватившей ее тревогой тихо произнесла:
– Плохое предчувствие у меня, Хонгу… Когда-то в детстве, одна шаманка сказала мне: бойся трех вещей. Человека со шрамом на лице, девушки из другого племени, и майатского ножа.
– Перестань… Сказки все это… – проворчал Хонгу.
– Иногда он снится мне… Человек со шрамом на лице.
– И что? Он сделал тебе плохо майатским ножом?
– Нет… – нахмурившись, задумчиво произнесла Ичин, – не он…
Айыына стояла не шевелясь у стенки тордоха. Надо было возвращаться. Пытаясь унять охватившую её дрожь, Айыына начала пятиться назад, и вдруг в темноте наступила на сучок. Раздался хруст.
– Там кто-то есть! – раздался встревоженный голос Ичин.
– Да собаки, наверное, – сонно отозвался Хонгу.