СССР-2061 [Антология]

— И ведь что удивительно. Тоцкого рано или поздно забудут. Нас с тобой еще раньше забудут. А её будут помнить. Потому что мы делали для сегодняшнего дня, а она — для завтра. Ну, кто мог подумать, что шоу «Космическая бабушка» наберет такую популярность? Кто знал, что мы тридцать килограмм груза будем выделять для детских писем? И еще столько будем везти обратно, потому что она на каждое отвечает. Хоть кто-нибудь смог ей объяснить, что электронные письма будут гораздо дешевле? Нет, она считает, что бумажные письма гораздо важнее для детей. Как она смогла убедить главного инженера станции делать значки, чтобы отсылать с письмами? Убедила, уговорила, и он делает, не спрашивая разрешения у нас. Потому что знает — мы бы разрешили.

Старик долго молчал, глядя вдаль. Лихнецкий глотал остывающий чай, грелся на солнце и радовался, что приказ о возвращении отдавать не придется.

— Поразительная женщина. Она мне тогда сказала, что ей не к кому возвращаться на Землю. И умудрилась стать бабушкой миллионам детей. Да её половина планеты знает, одинокую нашу. И знаешь, я ей благодарен. Эти дети вырастут и не спросят — «зачем нам космос?». Он для них будет как дальняя деревня, в которой живет их бабушка. Далеко, непонятно, но своё, родное. Она этим сделала больше, чем вся наша вторая марсианская. Налей-ка мне еще чаю, Сережа.

Они долго еще сидели на веранде, обсуждая другие дела и стараясь не касаться темы Зарянки. Но перед самым уходом Сергея Старик сказал.

— Когда мы с ней тогда договорились, она мне сказала, что ей лучше умереть там, — Старик ткнул пальцем вверх, — она считала, что когда человечество приходит куда-то навсегда, там обязательно появляется кладбище. Ей казалось, что, появись оно в результате катастрофы, это будет трагедия. А если она будет первой, то это будет печально, но закономерно. И там будет только грусть, а не страдание по погибшим. Чем старше я становлюсь, тем больше её понимаю. Не могу согласиться, но понимаю.

* * *

Из предисловия к сборнику стихов космонавта Алексея Савицкого:

«…почти тридцать лет назад она сумела круто изменить мою судьбу. Я искал музу и вдохновения, а нашел дело всей жизни. И нет большего, что она могла бы для меня сделать. Это было для нее естественно, как дышать. Она вдохновляла нас всех. Пилоты считали прибытие в смену, когда она дежурила, знаком удачи. И правда — в её дежурство не было ни одной аварии. Её шоу положило начало детскому движению. Мальчики и девочки бредящие космосом, назло едким критикам называвшие себя „Зарянцы“, пока смешное слово не стало официальным названием. Восемь из десяти космонавтов носят на груди значки в форме маленькой птички, а оставшиеся двое стесняются, что потеряли свои. До сих пор смена на Лунной-2 отвечает на все детские письма, вручную, на бумаге. И писем не становится меньше. Она вернула детям великую мечту стать космонавтами. Потому и везет каждый рейс на Лунную-2 букет её любимых ландышей, никогда не увядающих под стеклянным колпаком. Для этого поколения Зарянка сделала космос не чужим опасным местом, а домом. Куда стоит лететь, и где стоит жить. Где рядом с космопортом Лунной-2 стоит скульптура — на скамейке сидят трое, парень Юра с открытой светлой улыбкой, немного задумчивый Нил и бабушка Катя. Сидят и встречают каждый рейс с Земли. Один полет, один шаг и одна жизнь, подарившие людям космос.

Эта книга посвящается светлой памяти твоей, Зарянка.»

Всеволод Ржевский Здесь и сейчас

Курить хотелось, как из пушки. Как назло, в нашей бригаде, кроме нас с Палычем, не курит никто, и это понятно — дело, в общем-то, совершенно бестолковое. Это у Палыча что-то там было в армии такое, что он с тех пор чадит, как паровоз, а я пристрастился ещё на Колыме, у нас в экспедиции все курили. Вчера-то мы оба с проводов Кельта вернулись домой слишком поздно, чтобы купить по дороге курева, а обнаружилось это, разумеется, именно сегодня с утра, когда пришли это мы на работу и кинулись друг у друга стрелять. Н-да, курение — это наша с Палычем повседневная беда и неизбывная трагедия. Понятно, что привычка исключительно дурацкая, и на Марсе будет нельзя…

Кстати, да. На Марсе. Покурить на улице. — Не в жилом же помещении, разумеется? — Зимой, например, ага. Да если даже и летом… Нет, не так, всё гораздо круче:…Суровым Марсианским Летом… — Смешно. Ха-ха. А вот интересно, папироса в тамошней атмосфере будет тянуться? Это без кислорода-то? Н-да, проблема… Идёшь, бывало, покурить на улицу и несёшь с собой для папиросы баллон с кислородом… Маразм.