- А вы еще не поняли?! Посмотрите туда! - я махнул рукой на станцию.- И сюда! - я ткнул на новенькую эмблему Советского Марса на наших комбезах.
- Мы и есть для нее - "чужие"!
- Ну! - с сомнением произнес командир. - Мы граждане Марса еще с вчерашнего вечера. Если бы...
- Точно! - перебил я его. - Но до сегодняшнего полудня мы значились в базе данных станции как Граждане СССР! А в двенадцать часов станция получила с Всеобщего Информатория данные, что теперь Воеводин, Еремин и Топорков - граждане совсем другого государства.
- А-а! - крикнул Топорков, и забывшись хлопнул перчаткой себя по лбу и засохшие кусочки грязи полетели во все стороны.
Еремин сплюнул и выругался.
- Ну будем считать что с причиной разобрались. - обрадованно сказал Топорков. - А вот что дальше будем делать?...
Повисла неловкая пауза.
- Что, что...- наконец проворчал командир.- Сдаваться. Просить политического убежища.
- То есть как?! - опешил инженер-механик.
- Словами! - передразнил его Еремин. - Сообщение она кому передаст? Правильно, в Командный Центр. А Центр у нее кто? Правильно, наш СУП. Ну а там ребята сообразят - что к чему...
- Опять же - согласно конвенции о военнопленных, она нас будет обязана покормить. - ввернул я. Уж больно жрать хотелось.
- Но может лучше на дрезине, до Вымпела-6 добраться, там самостоятельно связаться с СУПом... Пусть в Информатории запись исправят... - не унимался возмущенный Топорков.
Еремин скептически посмотрел на него исподлобья и вздохнул.
- Ты что! Всеобщий Информаторий - это святое! - напомнил я механику - Кто разрешит туда неправду писать?! Даже и не мечтай!
- Тем более представь, как полторы сотни "вымпеловских" над нами ржать будут. - проворчал наш командир. - Растрезвонят на весь Ближний Космос! Нет уж, дудки.
- Постойте, как же так! Неудобно получается. Гражданство - это все же... Не так что бы: вчера - сюда, сегодня- туда...
Еремин с иронией посмотрел на него, откашлялся и выдохнул:
- Граждане Марса! Сегодняшнее собрание экипажа биостанции КР-0-НА-93, посвященное вопросу определения суверенитета планеты Марс объявляю открытым.
Стук со стороны станции прекратился. Кибер сыпанул в гильзу удобрений, перемешал и стал делать пыж из пеноплазы.
- Присутствуют - ободренный этим, продолжил командир. - Инженер-биолог Воеводин, инженер-механик Топорков, командир экипажа Еремин!
Шум в наушниках смолк - станция подслушивала. Еремин объявил:
- Товарищи! Объявляется предложение: от имени присутствующих подать в Союзное Правление заявление, с коллективной просьбой о выдаче гражданства Союза Советских Социалистических Республик. Ставлю вопрос на голосование: кто за?
Я поднял руку и посмотрел на Топоркова - тот стоял, закрыв лицо ладонью и бормотал: "Какой стыд... Нет, ну какой стыд...". Я пихнул его локтем:
- Да ладно тебе, Михалыч! Ну не воевать же с этой железкой, в самом деле! Через неделю сюда Сто сорок вторая Молодежная бригада с Фобоса прибудет - двести душ; а у нас еще Большой Купол не выращен, и пищевой генератор не запущен!
Топорков не отнимая одной ладони от лица, вяло поднял вторую.
- Против? Воздержался? - подытожил Еремин, - Принято единогласно! Передачу заявления возлагаю на себя. Собрание объявляю закрытым.
Командир вытянул из-за ворота термомайку и отхватил нанорезкой порядочный кусок.
- Тэ-экс... Двадцать минут - сообщение туда, двадцать минут - сюда... Ну час-два, пока в СУПе поймут в чем дело... К ужину, полагаю, успеем.
Он поднял белый клок над головой и пошел на переговоры.
- Какой позор! - вздохнул Топорков. - Я представляю, что завтра напишут в "Вестнике поселенцев": марсианские колонисты стали жертвами бюрократической машины и формализма! И не просто колонисты, а мы - первые граждане Марса!
- ... а также первые участники боевых действий Марса, первые пленники Марса, первые перебежчики... - задумчиво проговорил я. - Полагаю "Вестником" тут дело не обойдется; БСЭ - как минимум!
- Ты полагаешь?! - ужаснулся инженер-механик.
Я развел руками.
Ржевский Всеволод Поликарпович
Был месяц май. Месяц, когда убийственно пахнущая свежая зелень вылезала из самых неожиданных мест, а после ночного дождя пыль еще только задумывалась о возможности стать пылью, месяц, когда мелкая птичья сволочь безудержно орала по кустам с самого восхода и не давала спать, хотя до работы еще можно бы часик-другой вздремнуть, месяц, когда небо было пугающе бездонно и где-то там, в его глубине, пронзительная синева переливалась в неокончательно еще ушедшую ночь. В общем, это был тот самый единственный месяц в году, когда на Город можно взглянуть без содрогания.