СССР и Второй фронт

В полдень 22 августа 1939 г. Гитлер в большом зале Бергхофа выступил с речью перед главами военных ведомств и начальниками штабов, в которой почти полностью повторил «Белый план» с той только поправкой, что благоприятный момент для действий наступил[203]. И. Риббентроп прибудет в Москву только 23 августа, а пакт Риббентропа – Молотова будет подписан в Кремле в 2 часа ночи 24 августа. Х. Грайнер полагал, что Гитлера подтолкнули к более агрессивным действиям в те дни переговоры министра иностранных дел рейха с правительством СССР[204]. Однако эти переговоры еще даже не начинались, когда Гитлер сказал своим генералам, что инициатива пакта о ненападении между Германией и СССР исходит от Москвы[205]. Не исключено, что Гитлер блефовал. Но интересно его пояснение мотива шага Сталина в сторону переговоров с Берлином о пакте, что, «если дело дойдет до войны между Германией и Советским Союзом, его режиму придет конец, все равно, выйдут ли его солдаты из войны победителями или же потерпевшими поражение»[206]. Гитлер убеждал своих подчиненных, что западные державы «лишились всех козырей» из-за пакта о ненападении на СССР[207].

Гитлер считал, что Сталин не заинтересован в сохранении Польши, что будет также его мотивом к подписанию пакта. Но вернемся к теме противоречий между Сталиным и Красной армией. Гитлер рассуждал в своем духе, считая, согласно нацистской доктрине превосходства германской расы, что все государства, кроме Германии, слабы или нежизнеспособны, будучи раздираемы внутренними противоречиями. Если в случае с Францией такими противоречиями были частые конфликты между левыми и правыми партиями, то в ситуации с Советским Союзом при его однопартийной политической системе Гитлер нашел какие-то сильные трения между Сталиным и армией. Скорее всего, свою роль в формировании такого представления о политической ситуации в СССР сыграл политический процесс по делу Тухачевского.

С пактом Гитлер связывал экономическое усиление Германии и изменение баланса сил в мире в сторону ослабления Британской империи. Дипломатические приготовления (имелись в виду переговоры в Москве), по мнению Гитлера, открыли путь немецкому солдату[208], хотя, как следует из «Белого плана», советский фактор изначально не рассматривался Гитлером как центральный в польском вопросе. Но на Гитлера определенным образом повлияли переговоры западных союзников со Сталиным об оборонительном союзе, эти переговоры были изначально обречены на провал, так как Сталин не представлял, как технически Британия с ее тремя пехотными дивизиями в состоянии помочь в случае войны с Германией Советском Союзу. Однако Гитлер принял эти переговоры за проявление слабости Франции и Англии.

Гитлер считал, что Югославию можно считать преданным другом Германии, не исключено, что в те августовские дни Гитлер вполне искренне этому верил[209]. Во всяком случае, оккупация режимом Муссолини Албании вселяла в Гитлера уверенность, что в зоне Средиземноморья установился «баланс сил» в пользу Германии[210]. Таким образом, существовали несколько слагаемых военной геополитики Гитлера в самый канун Второй мировой войны: безопасность южного фланга из-за прочных позиций Италии в Средиземноморье, слабость Франции и Англии на Западе из-за их внутренних политических противоречий и усиливавшегося на их колониальные империи давления Японии на Дальнем Востоке; нежелание Сталина сохранять суверенитет Польши и внутренние противоречия внутри СССР, которые делали его не опасным для Германии. Решение о нападении на Польшу созрело под влиянием этих внешних обстоятельств, многие из которых Гитлер просто вообразил либо преувеличил. Завершить кампанию против Польши Гитлер намеревался до октябрьских дождей, во всяком случае, до начала октября планировалось разгромить основные силы польской армии. Поэтому переговоры с польской стороной при посредничестве Англии допускались Гитлером только до 1 сентября 1939 г., в этой связи свою роль сыграло мнение ОКХ, которое считало, что сосредоточение войск вдоль границ Польши на сроки далее начала сентября были просто трудно реализуемо из-за логистических проблем, поэтому, как считали немецкие планировщики, надо было либо наступать, либо расходиться по местам постоянного базирования[211].