Нет, Бо совершенно точно не хотел никакой громкой славы. Он мечтал быть обычным танцовщиком или актером – неважно, кем получится. Кем-то среднего пошиба, чтобы иметь стабильный постоянный доход, но при этом не вызывать повышенного интереса. Бо точно знал, что с его характером и темпераментом он не справится ни с интервью, ни с любым мало-мальски значимым официальным мероприятием – слишком уж застенчивым и молчаливым он получился у маменьки. А Ниши, кажется, все это давалось легко и непринужденно, словно журналисты, интервью, вручения премий, презентации и открытия кинофестивалей были его родной стихией. Ниши с такой непринужденностью скользил в изящном смокинге на приемах, что ни одна красная дорожка не упускала возможности заполучить его персону. Броские машины, дорогие элегантные вещи, смотрящиеся на нем лучше, чем на любой модели… он был просто рожден для этого. Бо и в самом деле считал, что это тоже врожденный талант – уметь быть красивым и успешным. Ниши все это умел, сверкая улыбкой и легко отвечая на каждый заковыристый вопрос. Бо же, даже натягивая на себя брендовую шмотку, выглядел так же, как если бы нацепил обычную за три доллара из соседнего супермаркета. Он не умел выделяться из толпы, хотя все говорили, что у него симпатичная мордашка. Но Бо не умел и не хотел быть в центре внимания, притягивать к себе взгляды. Он даже плечами передернул, представив, как это невыносимо – не расслабляться ни на минуту…
Ну и пусть у него никогда не будет такой машины – гладкой, блестящей, с плавными линиями, как дельфин. Ее даже хочется погладить по боку, как настоящего, живого дельфина.
Бо поборол искушение и в самом деле погладить полированный темный бок, проходя мимо, и вдруг заметил за затемненными стеклами внутри машины человека.
На водительском месте кто-то сидел.
Бо сделал вид, что он просто прохожий, сосредоточенно изучающий асфальт под ногами, но глаза все-таки скосил: вдруг там, внутри, взломщик? Вдруг он собирается угнать этого прохладнобокого дельфина?
Но в блике окна на секунду мелькнуло лицо сидящего: это был сам Ниши. Всегда улыбающийся и сияющий, сейчас он сидел, откинувшись на спинку водительского кресла и закрыв глаза. Бо поспешно зашагал дальше: был бы конфуз, начни он гладить машину по боку или кричать: «Воры, воры!» – прямо на глазах у звездного владельца авто. А так, кажется, Ниши его не заметил.
Интересно, почему он сидит в машине, на стоянке, совсем один? Наверное, опять поцапался со своей Леди Совершенство. И в самом деле, где ему еще отдохнуть в тишине и покое, кроме как не подальше от сумасшедшей съемочной беготни? Машина – отличное место.
Сочувствуя несчастливой судьбе миллионера, Бо добрался на своих двоих до остановки автобуса и присел на выкрашенную зеленой краской лавочку. Сегодня выдался очень жаркий день, и даже металлическое сиденье казалось горячим. Бедный Ниши… сидит в закрытой машине, стоявшей на открытом солнце весь день… Вдруг ему станет там плохо? Вдруг у него тепловой удар, и он уже без сознания, а Бо прошел равнодушно мимо?
Парень терзался минут пять. Наконец, не выдержал и бегом бросился обратно к стоянке – подумаешь, всего-то десять минут быстрым шагом. Задыхаясь, Бо подскочил к дельфину и прижался носом к стеклу, чтобы рассмотреть переднее сиденье.
Но машина была уже пуста.
– Ну и отлично, значит, не придется вызывать скорую помощь, – немножко сконфуженно вслух сказал Бо, поправил рюкзак и поплелся обратно к остановке.
Глава 3. Тедео Ниши
Это было его давней проблемой: звуки.
От звуков у него дико болела голова. Просто раскалывалась на кусочки! Когда Тедео стал жить самостоятельно, он втайне от матери пошел к врачу и пожаловался, что сходит с ума от определенных звуков. Нет, не от всех, от классической музыки, например, ему хорошо и спокойно. А вот от разговаривающих по соседству людей хочется взвыть и разодрать им лица ногтями в клочья. И голова потом болит, даже таблетки не всегда помогают.
Доктор тогда покивал, поспрашивал еще, отправил его на какие-то исследования, где Тедео присоединяли проводочки к голове, и в конце концов вынес диагноз: мизофония, расстройство непереносимости определенных звуков, с последующей средневыраженной мигренью. В случае Тедео реакцию вызывали звуки человеческой речи и речитатив. Тедео, конечно, мог бы подлить масла в огонь и упомянуть, что его раздражает не только человеческая речь, но и звуки жевания, например, или сопения, или смеха… но не стал. И без того диагноз звучал достаточно серьезно…
Ему сложно было общаться с людьми, потому, что даже свой собственный голос неприятно резонировал в черепной коробке. Не так сильно, как другие, но все же. Конечно, мужчина давно привык жить с этим, и даже научился бороться – его профессия не предполагала речи. Балет – искусство молчаливое, а классическая музыка вливала в измученного Тедео целительный нектар. Как только мужчина выходил за порог театра, он закрывал уши наушниками. Отгораживался от окружающего мира, и только так спасался от плотной пелены звуков.