Стадия серых карликов

А каким макаром он оказался в парке? На подвиги потянуло? Давненько не замечал за собой ничего подобного. Васька Триконь его даже в пример ставил алкашам всего участка: и за рулем, и за бутылкой, но различие знает, никогда их не совмещает. Выпил — значит, двигай в гараж, не оскорбляй нехорошим поведением… ну, эту самую… общественную… ну, мораль! Не то, что некоторые, которые ежедневно напрягают госстатистку. Теперь он из примерных вылетит. Спецмедобслуживание, штраф. В гараже портрет повесят на стенд «Не проезжайте мимо!» Премию зажмут. Придется залечь на дно, принимать исключительно под одеялом, иначе в ЛТП Васька отправит — он же ему всю антиалкогольную линию перерубил. Или вообще придется брать пример с соседа — тормози! Так я же с ним начинал вчера! Он морду воротил от угощения, еще бы — разве такая зараза тебе посочувствует, разделит без нравоучений радость или горе? А если просто хочется надраться, нельзя что ли? А поговорить? Аэроплан отказался, отвалил порожняком, ну а я — по газам? Загрузился, а дальше что?

Дверь заскрипела, какой-то мужик в подобии халата приблизительно белого цвета прошел, крадучись, к стеллажу, на котором лежал Степка, остановился у окна и, отогнув фанерные листы, кажется, с первомайскими лозунгами, поставил на каменный подоконник пол-литра водки в прозрачном стекле. Степан сразу определил это на звук — опыт!

Мужик шел от окна совсем по-другому, не крадучись, и это сильно озадачило Степку. Для кого заначка? Утром будет продавать? Если на троих — зачем тогда прятать? Или барыга, или жлоб, лично для себя заначил. Тогда счас мы тебя, счас…

Степка дотянулся до края фанерного транспаранта, запустил руку и нащупал горлышко. Он не ошибся — бутылка водки, причем не с алюминиевой бескозыркой без язычка, а с благородным завинчивающимся колпачком.

«От винта!» — скомандовал Степка и свернул с хрустом крышку, затем приподнялся, чтобы выполнить упражнение «с локтя», запрокинул голову, открыл рот и водка заполнила рот. Он хотел сделать глоток, однако не смог. Не глоталось — горло без горла, так получается?..

А-а, юмор понял. Старуха сколько раз желала, чтобы он водкой подавился, вот и подавился. Наверняка это кооперативный отрезвляк с гипнозом. Варька сунула в лапу, вот его и уделали. Заговорили ему пасть, устроили в горле непроходимость, лишили прав на прием внутрь. Никакой тогда это не парк Горького. То-то он удивляется, отчего тут клиенты такие тихие спят, как убитые — да они же в гипнозе! А бутылку этот хмырь принес, чтоб над ними поиздеваться! А еще родная дочь, эх, Варвара, как же ты так отца родного уделала?! Ничего не пить — так как же тогда жить?! Ни голову тебе не поправить, ни согреться? Ладно, доченька, век буду благодарен…

Дверь снова скрипнула, давешний мужик явился с корешом, который был не только в форме, как и положено в нормальных вытрезвителях, но и не всегда успешно справлялся с боковыми заносами, размахивая при этом каким-то белым узлом. Вот гады, сами лакают, а трудящийся человек — не моги, над ним еще и измываются!

Они взялись за стол и покатили его по направлению к Степке. Остановились рядом и вдруг заспорили: ее первую в театр везти (о, подумал Степка, тут и артистка есть, а что, они закладывают — будь здоров!) или его одевать?

— Э-э, эму зупы праверили? — спросил тот, что шел юзом.

— Третий день лежит. Выломали давно, — сказал любитель занашивать.

— Э-э, праверить нада, — не согласился с юзом.

Обдав запахом свежего «сучка», он положил ему вонючие и колючие ладони на лицо, влез пальцами в рот и стал раздирать челюсти. Степка замотал головой, схватил нахала за руки и возмутился:

— Ты че, ты че, курвец, делаешь?!

Нападавший в миллионную долю секунды протрезвел, раздался душераздирающий вопль, Степка с испугу разжал пальцы и «стоматолог» опрометью бросился к двери с криками: «Он воскрес! Воскрес! Милицию! Милицию!» Напарник рванул за ним, зацепился за стол, который противно взвизгнул несмазанными колесиками.

Первое, что застряло в Степкиных извилинах — это «милицию!». Ему не показалось странным, что грабитель взывал к ней, не догадался, где имеет честь пребывать, нет, услышав до боли родное слово, немедленно принял меры, чтобы смотаться отсюда. Многолетний опыт общения с ментами превратился у него в инстинкт под названием «рви когти». И чем раньше, тем меньше неприятностей. Но как — голым? Он прыгнул к узлу, который оставил «стоматолог», нашел там собственную одежду и за сорок пять секунд, как и учили когда-то в армии, натянул штаны, напялил сорочку, прыгнул в туфли, сунул носки в карман, набросил пиджак. Потерял, правда, полторы секунды на исследование необычного предмета, который он никогда не носил и который оказался галстуком, и помчался вслед за корешами с максимально возможной скоростью.