Сразу за дверью наткнулся на гроб со стружкой, расшифровал значение возгласа «Он воскрес!», сообразил, наконец, что это морг, и тоже пришел в ужас. Не помня, как ему удалось найти выход, он спрыгнул с крыльца и помчался, петляя между деревьями больничного парка. Уткнулся в забор, перемахнул через него как чемпион мира, и увидел невесть откуда взявшиеся товарные вагоны, которые тащил зеленый тепловозик. Догнал последний пульман, оказавшийся, на счастье, с тамбуром.
Глава тридцать девятая
— Свершилось, — с удовлетворением произнес Всемосковский Лукавый.
— Будем считать так, — ответил Великий Дедка.
Они еще не покинули крышу «Седьмого неба», где каждый по своему каналу смотрел видеоролик с сюжетом о Степке Лапшине. Сколько повидал за свои века Великий Дедка, а все же от премерзейшего поступка Валерьяна Перегородинского его передернуло. За златом в рот полез, нечестивец паршивый, раб и скоморох окаянного. Воссиял Лукавый, когда тот ломал челюсть, радовался, когда тот, показывая на удиравшего Степку, в присутствии выписавшейся из больницы на похороны еле живой вдовы, в присутствии дочери и ее приятеля, поэта Ивана Где-то (как же без поэтов, коль повсюду такая лирика!), в присутствии друзей и родственников истерически кричал, что он видел-де, как беглец обнимал мертвую валютную проститутку.
Ложь была настолько очевидной, что напарник, почти однофамилец Степки, Ювеналий Клокшин, на что уж пройдоха, тихарь, клеймо на нем ставить негде, и тот укоризненно покачал головой, переполненной всегда всякими мерзкими замыслами. Пьянь, заядлый левак, гегемон Степка Лапшин, но в некрофилии никогда не подозревался, ибо по сексуальной части смолоду был не ходок и не боец. У него, бедолаги, чести если и осталось, то именно та капелька, которая в любых случаях полагается за супружескую верность. Так и на это позарились слуги Сатаны — все лапы отбил Всемосковский Лукавый, аплодируя им.
— Славно как получилось! — радовался нечистый.
— Да уж лучше некуда, — глухо заметил Великий Дедка. — Прямо-таки сюжет для рекламы жевательной резинки. А если серьезно, то душу мы ему не вернули — невозможно вернуть то, чего не было. Однако внутренности у него имелись. Ох, накажут меня за такое измывательство над природой.
— Вы полагали, что сотрудничество Зла и Добра приносит нормальные да еще высокоморальные плоды? — зазвенел стеклянным смехом нечистый. — Батенька, да ведь сотрудничать — это значит платить. Поживет Степка без желудка, велика важность! Потом осознает свое преимущество. Ведь мы из него сделали как бы человека светлого будущего. Не догадываетесь? Объясняю. Что такое светлое будущее? Календарь без черных цифр? Как бы не так.
— Не о том мы говорим. Вы что, по примеру Лысенко, решили шоферюгу какого-то ветвистого вырастить? Не надо, над ним кто только ни экспериментировал! И поэтому, если по большому счету, не надо больше экспериментов.
— Нет, надо! — нечистый ударил копытом по крыше, окутался ядовитым дымом, и черт на палке даже запищал от удовольствия. — Я по маленькому счету не работаю, — он помахал перед Великим Дедкой когтистым пальцем. — Позволяют люди над собой экспериментировать — значит, будем продолжать. Многим нравятся эксперименты, им хочется быть подопытными. Правда, этот феномен необъясним, это все равно, что белые мыши вдруг пожелали, чтоб им прививали раковые клетки… Но вернемся к Степке. Мы хотели бы с превеликим удовольствием потягаться за его душу, но такой субстанции у данного экземпляра не имеется. Нет души — нет духовных потребностей, и наши подопечные успешно идут по этому пути. Нет желудка — не нужно питье, пища, а это как раз и означает в сумме практически полное удовлетворение материальных и духовных потребностей. Для того чтобы их удовлетворить, надо, чтобы их вообще не было! Согласитесь же, что нет иных путей полного удовлетворения потребностей, кроме ликвидации самих потребностей. Эксперимент не совсем чистый, обувь, одежда нужна — ничего, заработает, не награждать же его шерстью…
— Позвольте, коллега, — разгневался Великий Дедка. — Вы теперь опровергаете то, что сами придумали и что огнем и мечом втемяшивали в головы людям? За свое лукавство их же и наказываете?
В глазах Лукавого запылал изумрудный адский огонь, а затем он ухватился лапами за хвост, и, воздевая его небу, захохотал. Распушившаяся кисточка хвоста напомнила доброжилу когда-то виденную молодую пальму на берегу океана.