Стадия серых карликов

И за вьюгой невидим, и от пули невредим, в белом венчике из роз — впереди Исус Христос? Эх, эх, без креста?! Опять?!

Великий Дедка считал и язычество, и веру, и предрассудки, и науку, и капитализм, и коммунизм, и абсолютизм, и демократию, и войны, и мир, вообще всякое движение, сопровождающее жизнь человека, шажками к Истине. Поэтому он был спокоен за душу Ивана — она уже в пути, трудно ей, ох как трудно подниматься по крутым ступеням. Пока не выберется из ямы, из котлована, пока не выйдет на уровень нравственности и духовности своих предков. Падение свое моральное пока не компенсирует.

Потом дела пойдут повеселее — лестница-то спиральная, по всем правилам науки о развитии, и идти Ивановой душе, есть возможность, как впрочем, душам сыновей и дочерей других народов, восемь миллиардов лет только в пределах Солнечной системы, пока наше светило не погаснет…

Но что такое Истина — и Великий Дедка не ведал, ибо всю ее, бесконечную и непостижимую, как все мироздание, знал, должно быть, только тот, кто сотворил Вселенную. И если бы кто-либо завладел ею, постиг бы до конца ее знак, то есть приобщился к полному знанию, то это был бы конец Истины. Это лишь в бойких газетах да журналах что ни абзац, то дюжина истин. В том-то и сила, и притягательность, и красота Истины, что она непостижима и недостижима. Ибо Истина и есть Идеал.

Полюбилась в последние дни крыша «Седьмого неба» и Великому Дедке, и Всемосковскому Лукавому. Главный Домовой первым перенесся на крышу из больницы, Главлукавый все еще был занят напрасными происками вокруг Ивана. Понимал безнадежность затеи, но смириться со своим поражением не мог, потому и задерживался. Ведь такие огромные достижения по части осатанения всего населения, и вдруг какой-то Иван…

Дедка прохаживался по крыше, дыша наионизированным воздухом. Не успел поздороваться с ангелом смерти Асраилом, который тут круглосуточно кружил на старом велосипеде, как пахнуло на него жаром — разгоряченный коллега по сверхъестественной работе притормозил рядом. Проездной! Единый!..

— Захотелось Ивану затаиться в земле и отлежаться там в дни самой активной борьбы с коммунизмом! — с сарказмом сообщил Лукавый.

— Эскулапам не удастся уморить его. Выкарабкается, в конце концов.

— Серьезно? — недоверчиво спросил Лукавый и прищурился, прокручивая под рогами замысел взятия реванша у поэта.

— Не сумеют укокошить. Со страху перед Хванчкарой.

Предводитель столичной нечисти с удовольствием, до дыма и вони, потер лапы. Сатанинскому отродью не было дано знать будущее, а прошлое все они вымазали дерьмом. И только нечистые дела превозносились до небес записными историками. Нечистые, как сказал бы Аэроплан Леонидович, самые заядлые актуальщики в мире, занимают исключительно первые места по злободневности. Грядущее для самого захудалого чертенка было привлекательно, как для кота валерьянка. Оно пьянило и неудержимо влекло к себе, и жажда была настолько велика, что все специалисты по будущему, как правило, от Лукавого — или свет несущие люциферы, или же от них профессора и академики науки, питающие страсть к раскрашиванию грядущего в пастельные тона. Надо ли особо подчеркивать то прискорбное обстоятельство, что твердо обещанные в России перемены к лучшему никогда не сбываются?

Великий Дедка мог решиться посмотреть будущее, но если бы он сделал это, то в будущем и остался бы навсегда. Прямого сообщения настоящего с будущим нет, иначе невозможно было бы естественное развитие. Ему было вполне достаточно того, что будущее существовало, стало быть, человечеству еще немало придется пострадать на своей грешной земле и напрасно оно живет так, словно уже наступил последний день, словно впереди лишь жуткое и пустое Ничто.

Великий Дедка знал, чем закончится нынешняя встреча с Всемосковским Лукавым. И поэтому он прокручивал в памяти события последнего времени, не желая допустить ошибки со своей стороны. Он предчувствовал свою ошибку, но понять, в чем она состоит, не мог — видимо, в их соперничество стал вмешиваться сам Вселенский Сатана. Предводитель московской нечистой силы в последние дни явно комплексовал, и особенно это стало ясно Дедке из его рассуждений после посещения Степкой Лапшиным «Бес-кудниковской коммуны».